Однако в свете новооткрытых документов это представляется мало вероятным. Или он приходится близнецом сестре Анне?
Интересно, что вместе с семьей священника Андрея живет и самый младший из братьев — Григорий (Георгий) Григорьевич, 1763 года рождения. Он холост, но при нем состоит какая-то "служалая" женщина Евдокия Федоровна.
У биографов Ф.М. Достоевского давно уже не было сомнений в том, что его дед, начавший свою духовную карьеру как униатский священник, после включения земель Брацлавского воеводства в состав Российской империи воссоединился с православием. Найденные документы полностью подтверждают это предположение. Правда, в них имеется некоторая несогласованность: сначала Андрей Достоевский пишет о 1795 годе и указывает на протоиерея Иоанна Строцкого — известного церковного деятеля того времени, вернувшего в лоно православия более 30 священников. В более поздней записи эта дата меняется на октябрь 1794 года, а воссоединившим иереем оказывается уже Иоанн Смотрицкий. Простая ли это ошибка памяти или за этим скрываются какие-то важные обстоятельства?
Нет никаких оснований думать, что, воссоединяясь с православием, Андрей Достоевский просто "плыл по течению". Скорее напротив, можно предположить, что это был обдуманный и искренний шаг. В пользу этого говорит любопытная легенда, еще не так давно бытовавшая в Войтовцах. Согласно ей, в местной церкви, до самого ее разрушения в середине 1930-х годов, хранилась икона Успения Богородицы, подаренная Андрею Достоевскому самим Александром Васильевичем Суворовым! Это выглядит вполне правдоподобно: ведь с 15 июля по 6 августа 1794 знаменитый русский полководец квартировал совсем рядом — в Немирове, расформировывая польские части на только что присоединенных к России территориях.
Больше того, выступив 14 ав1уста по приказу императрицы против польских повстанцев, он двигался на север (в сторону Бреста) и, следовательно, должен был проходить с частями своей армии если не через сами Войтовцы, то в непосредственной близости от них. Подарить икону, поощрить сочувственно настроенного священника в этих обстоятельствах было весьма уместно.
В 1805 году Андрея Достоевского ожидает удар — 11 декабря после тяжелой и долгой болезни всего в 43 года умирает его жена. Скупые строки метрической книги гласят: "14 декабря села Потоки священник Николай Людкевич села Войтовец священника Андрея Григорьева сына Достоевского умершую жену Анастасию, удостоившуюся пред этим исповеди и Святого Причастия, похоронил по христианскому обычаю".
Легко понять чувства осиротевшего семейства. Нам же необходимо задуматься о другом: краткая метрическая запись противоречит одной из самых известных историй об отце писателя — семейному преданию о материнском благословении сына Миши, отправляющегося в далекую Москву. Однако сейчас можно считать установленным, что отъезд Михаила Достоевского в первопрестольную состоялся лишь в октябре 1809 года, то есть без малого четыре года спустя смерти матери! Зато теперь становятся понятными чувства Михаила Андреевича, рано потерявшего мать и потому не способного вспоминать о родительском доме без щемящего чувства. Правда, возникает новый вопрос: почему столь любящий сын не удостоил именем матери ни одну из своих четырех дочерей? Больше того, в одной из записных книжек Ф.М. Достоевского имеется краткая запись, сделанная в Дрездене 28 (нового стиля) июня 1870 года о сне, в котором привиделся отец: "Потом у отца какой-то семейный праздник, и вошла его старуха-мать, моя бабка, и все предки. Он был рад".
То есть как это "старуха-мать"? Конечно же, любой сон — большее или меньшее искажение действительности. Однако оно не должно переходить определенных границ. Возьмем на себя смелость полагать, что в противном случае писатель специально отметил бы возникшее противоречие как какую-то странность. Но ведь этого не произошло! Полноте, так ли уж много Михаил Андреевич рассказывал своим детям об их бабушке?
Найденное свидетельство о смерти бабки писателя позволяет усомниться в достоверности и еще одного, пожалуй, самого яркого и скандального предания о предках Ф.М. Достоевского. Совсем недавно, осенью 2002 года, в журнальной статье "Загадки в родословии Ф.М. Достоевского" ("Вопросы литературы") о нем поведала бывшая заведующая Музеем-квартирой Ф.М. Достоевского Г.Ф. Коган. Основываясь на утверждениях жены знаменитого московского библиофила И.Н. Розанова — Ксении Александровны Марцишевской, относящей себя к прямым потомкам Андрея Достоевского, Г.Ф. Коган обнародовала совершенно сенсационную новость: по версии Марцишевской, дед писателя в свое время будто бы покинул законную семью, создав другую — невенчанную! Что и говорить, для человека, носившего священнический сан, такой поступок выглядит совершенно невероятным. Однако это предание не только несло в себе черты некоего правдоподобия . (Мы не говорим уже о том, что столь достойная женщина, как К.А. Марцишевская, просто не могла выдумать такой истории на пустом месте!) Оно объясняло многие из загадок в биографии ближайших предков писателя. Так, например, становилось понятным, почему столь скудны сведения о деде Достоевского — после такого шага он по закону лишался сана и его имя исчезало из круга находящихся в поле зрения исследователей источников. Одновременно появлялся ответ, почему отец писателя столь болезненно реагировал на любые расспросы о родительском доме и почему он вынужден был добиваться дворянства личными заслугами. Однако документы не говорят о драматическом разрыве священника Андрея с семьей. Во всяком случае он не покидал открыто своей жены! Если это и было — благочинные округов зорко следили за тем, чтобы вдовые священники не держали при себе "зазорных женщин". Возможно, К.А. Марцишевская, принадлежит к потомкам какого-то другого Достоевского!