Световые сигналы постоянно юстируют эти часы. В темноте часы понемногу расстраиваются, поэтому для узников, заточенных в темницу в стародавнюю пору, время начинало идти по-другому, то растягиваясь как резина, то пружинно сжимаясь. Итак, «приливы и отливы», происходящие в молекулярном мире, разбивают течение наших суток на день и ночь, сон и бодрствование.
Однако возникает вопрос, который напоминает неразрешимую задачу о курице и яйце. Что первично, а что вторично? С чего начинается время? Изначально ли включены «генетические часы», заставляя все наше тело жить в дружном, едином ритме?
Или эти часы включаются лишь под действием процессов, протекающих внутри клеток? Задает ли наш мозг, а именно Nucleus suprachiasmaticus, такт всему организму? Или же процессы, протекающие «на местах» — в отдельных частях тела — диктуют режим работы головному мозгу? Действительно ли, внутри мозга есть «часы», отвечающие за все?
«Вероятно, нам придется пересмотреть простую иерархическую модель, — говорит биолог Майкл Менакер из Виргинского университета. — Прежде мы считали, что мозг, отсчитывая время и задавая такт, рассылает сигналы по всему организму. Все части тела живут в едином ритме. На всех часах, спрятанных внутри нашего тела, стрелки застыли в одном и том же положении».
На самом деле исследования последних лет показывают, что многие органы тела живут в своем особом ритме. Часто он не совпадает с ритмом жизни всего организма. Каждый из нас напоминаем обширную страну, — хотите Россию, хотите Америку, — протянувшуюся на несколько часовых поясов, где во всех ее частях течет свое, разное время.
Это показали, например, опыты, которые поставил над крысами Майкл Менакер. Их кормили в строго определенное время. Ограничивая режим кормления, ученые добивались того, что «генетические часы» в печени то включались, то отключались. После этого зверьки начали бегать в колесе в другое время, чем прежде. Однако в самом головном мозге — в Nucleus suprachiasmaticus — ритм часового механизма ничуть не менялся. Поведение зверьков стало иным, а их «главные часы» показывали то же самое время, будто ничего и не случилось.
«Многие представления о наших внутренних часах при ближайшем рассмотрении неверны», — говорит немецкий биолог Тилль Ренеберг. Например, исследуя ритмы жизни плесневого гриба Neurospora, Ренеберг и его коллеги столкнулись с тем, что ни одна расхожая модель не может объяснить, почему эти ритмы меняются. Возможно, в их регуляции участвует гораздо больше генов, чем считалось прежде. В этом «генетическом штабе» есть свой секретариат, свои начальники отделов, и, «только миновав все их, мы попадаем в дирекцию», — шутит Ренеберг. Мы же кидаемся к первой открывшейся нам двери и, кого бы за ней ни увидели, говорим: «Здравствуйте, шеф!»
Время совы, время жаворонка
Конечно, наше поведение тоже влияет на работу внутренних часов. На них воздействуют не только яркий свет, активное поведение — на работе мало кому бывает до сна! — но и, например, время приема пищи. Сказывается так же психологическая обстановка на работе и дома, в семье. Если вы женились на женщине, привыкшей просыпаться в полшестого утра и засыпать в десять, вы невольно подстраиваетесь под ее ритм жизни, хотя на всех ваших внутренних часах стоит клеймо «совы».
Впрочем, внутренние часы, как пружина: стоит расстаться с женой, и «пружина разожмется» — стрелки часов побегут назад, в привычное положение. Сколько ни старайся «сова», «жаворонком» ей вряд ли стать. Внутренние часы — не «Seiko» на вашем запястье и даже не часы «Полет»: сколько ни ищи заводной механизм, его не найти. Чтобы отрегулировать их, нужно время. Много, очень много времени.
Конечно, с тех пор, как в наших домах появилось искусственное солнце — электрическая лампочка, мы всеми силами пытаемся нарушить работу внутренних часов. Мы допоздна просиживаем у телевизора или компьютера; мы подолгу не гасим свет; мы радуемся, что в городах можем вести полноценную ночную жизнь. Мы научились спать намного меньше, чем наши предки: в XIX веке средняя продолжительность сна составляла девять часов, сейчас — на полтора часа меньше... Но все равно, организм не обманешь!
«Наше тело не забыло свое прошлое, — пишет американский биолог Уильям Демент. — Оно — продукт генетической эволюции, длившейся миллионы лет. Неужели можно поверить в то, что за какую-нибудь сотню лет переменятся все его молекулярные функции, приноравливаясь к нашим новым потребностям?» Остается лишь повторить: нужно много, очень много времени!
(Использованы материалы журналов «Spiegel», «Bild der Wissenschaft» и «Р.М.»)
УЧИМСЯ ЧИТАТЬ
Анна Чайковская
Миф об Эдипе
Версии студентов технического вуза
Считается, что подлинные памятники культуры не утрачивают своего величия, сколько бы столетий ни отделяло нас от времени их создания. Их нельзя перерасти или «отменить», как отменяется, скажем, актуальность гужевого транспорта с появлением автомобиля. Они, как горные вершины, с отдалением все явственнее демонстрируют свою высоту, в то время как шедевры вчерашнего дня умаляются и исчезают в их тени.
В ряду таких произведений и трагедия Софокла «Эдип-царь».
Общеизвестная фабула мифа об Эдипе сводится к следующему: фиванскому царю Лайю было предсказано, что сын, если таковой родится, убьет его и женится на собственной матери. Своего младенца Лай приказал бросить в лесу на горе Киферон, где его нашел пастух и передал царю, правившему в Коринфе. Мальчик Эдип вырос в семье царя и однажды имел неосторожность спросить оракула о своей будущей судьбе. Ответ гласил: «Убьешь отца и женишься на матери». Потрясенный Эдип, не возвращаясь домой, ушел из Коринфа куда глаза глядят. Близ Фив на перекрестке он повстречал повозку со стариком и слугами. Они никак не могли разойтись, разгорелась ссора, в которой юноша убил старика и слуг.
Перед самыми Фивами Сфинкс с лицом и грудью женщины и крыльями птицы всем шедшим в город задавал загадку и неответивших (а ответить не мог никто) загрызал. Загадка была чисто эллинская, о том, что интересовало греков прежде всего, о том, что было, по их мнению, «всего чудесней», о том, что было «мерой всех вещей» — о человеке:
Есть существо на земле: и двуногим,
и четвероногим
Может являться оно, и трехногим,
храня свое имя,
Нет ему равного в этом во всех жи
вотворных стихиях.
Все же заметь: чем больше опор его
тело находит,
Тем в его собственных членах слабее
движения сила.
Эдип ответил и тем освободил город. Благодарные жители предложили ему стать царем Фив. «Разве нет у вас царя?» — «Был, но недавно погиб на перекрестке дорог, убитый шайкой разбойников». Так Эдип стал царем Фив и мужем вдовы Лайя — Иокасты.
О том, что произошло потом, когда Эдип — справедливый правитель, счастливый супруг, отец четверых детей — узнал, что он преступник, и идет речь в драме Софокла. Ужас трагедии не в свершении злодеяния — в постепенном осознании того, что уже свершилось. Четырежды Эдипу говорится: убийца царя — ты, сын Иокасты — ты, убийца отца — ты, муж матери — ты; и до самого последнего шага в этой цепи обвинений Эдип слышит слова и не понимает их смысла. Когда понимает, выкалывает свои — как будто ничего не видевшие! — глаза пряжкой с пояса повесившейся Иокасты.