И все же нестабильность и страсть к стяжанию не объясняют факта, почему именно содомия стала столь актуальна для русского общества XVI века. Вполне вероятно, что число содомитов, сребролюбцев, завистников и пьяниц было вовсе не так велико, как это представляется нам по источникам. Может быть, не больше, чем, например, в XV или XVII веке. Но внимания к ним было гораздо больше, чем прежде и позже. Почему?
Внимание к содомии увеличилось в связи с тем, что русское государство становится последним православным царством. Афонский монах Максим Грек, живущий в России, восклицает в слове о промысле Божьем: "Где пресловутые царства древних языков, ассирийцев, вавилонян, персов, македонян, греков, римлян? Не все ли они истреблены из-за их неправды, блуда и гордыни? Познаем и мы себя, отступим от всякой злобы, неправды, лихоимства, гордости сатанинской, блуда содомского и гоморрского, очистим вверенную нам от всех Бога и Владыки благоверную эту державу".
И еще важный аспект. Считается, что человек создан по образу и подобию Божию. В таком случае извращения — это издевательство над телом Бога, оскорбление его образа.
Что же, кроме содомии, изобличало человека "языческого" обычая? Непримиримый борец с грехами обращается к библейскому тексту: "Господь заповедь рек: научитесь от Меня, как я кроток быть и смирен сердцем, и обретете покой душам вашим" (Мф. XI, 29). "Ты же, — обличает Даниил читателя, — нимало этой заповеди хочешь научиться, но и не внимаешь и еще сильнее гордишься, и превозносишься, рыкаешь, как лев, и лукавствуешь, как бес, и на диавольские позорища течешь, как свинопас". К этому митрополит прибавляет, что грешники, угождая блудницам, изменяют одежды, походку, сапоги надевают красные и скачут, не заботясь о целомудренном и смиренном житии. Волосы же не только бритвою срезают, но и щипцами из корней выдергивают, женам позавидовав, мужское свое лицо на женское меняют. "Или весь хочешь жена быть? — восклицает митрополит. — О, помрачение сластей плотских! О, безумие конечное! Да если муж и не хочешь жена быть, почто бороду бреешь и волосы щипать и из корней исторгать не срамишься?"
Образ жизни знати был чрезвычайно далек от того идеала, который проповедовали лучшие представители церкви. Действительно, пиры, стяжание и демонстрация собственного богатства, выпячивание своей родословной — все это весьма характерно для этого социального слоя.
Полезными оказались вовсе не те качества, что провозглашались церковью как высоко моральные. Наоборот, умение брать взятки вызывало одобрение "коллег по работе", да и правительство преследовало взяточников довольно редко и только при случаях вопиющего произвола. Это касается и других "особенностей" жизни русской знати. Сексуальные удовольствия на стороне либо со слугами в среде знатных мужчин были практически повсеместным явлением. Умение развлечься и развлечь гостей, пусть даже с помощью порицаемых церковью скоморохов, могло быть "делом чести" хозяина.
Но как не престижно брать большие взятки, развлекаться со скоморохами, все же люди того времени жили в ожидании посмертного возмездия. Игнорировать мнение церкви было невозможно. А государство чем дальше, тем больше шло на союз с церковью, перенимало ее риторику. В противоречии между "должным" и "желанным" средневековый человек оказывался во власти тревоги.
По мнению известного социального психолога Э. Фромма, развитие личности приводит к одиночеству, чувству беззащитности и страха, которые требуют преодоления. В этих условиях оказываются задействованы механизмы "бегства от свободы", растворение своего "я" в ком-нибудь или чем-нибудь внешнем, желание подчинять и подчиняться.
Показателен в этом отношении такой памятник, как "Домострой". Здесь в качестве нормы устанавливается полное и безоговорочное подчинение женщины мужчине, мужчины царю и т.д. Все отношения описываются, с одной стороны, в терминах "любви", а с другой — в терминах "пюзы" и "страха". Затрагивая тему воспитания детей, автор советует: "Учащай ему раны, сокруши ребра". Иначе вырастет и перестанет слушать, на посмех и укоризну от соседей и врагов. Хорошая жена должна быть добра, страдолюбива и молчалива. Хороший муж — полностью контролировать свою жену. Хороший ребенок — подчиняться своим родителям. Все эти установки предполагают очень жесткую форму подчинения.
XVI век — это уже другая эпоха. Процессы, начавшие происходить в XIII веке, теперь приобретают большую силу и динамику, возрастают и масштабы изменений. Значительно выросло самосознание, богатство знати. Но чем сильнее центральная власть, тем меньше маневра оказывается у большей части так называемого боярства и дворянства. Преуспевают не те, кто, подобно Владимиру Мономаху, трудолюбивы, щедры и самостоятельны, а те, кто пронырливы и готовы подчиняться достаточно, чтобы оказаться в чести у великого князя и завязать многочисленные связи. Как писал Штаден о представителях приказного управления, "все эти князья, бояре-правители, дьяки, подьячие, чиновники и все приказчики были связаны и сплетены один с другим, как звенья одной цепи".
Таким образом, можно сказать, что сложившиеся образы мужчины несли в себе значительный заряд ущербности. Первый образ — пронырливого, удачливого, горделивого и одновременно льстивого человека, ориентированного на оргиастическую сексуальность, — по понятным причинам оказывался несимпатичен широким слоям общества и большинству церковных иерархов. Более того, церковь, страдая теми же пороками, не уставала изобличать их как внутри, так и вне себя. В этом можно увидеть как осознание угрозы этого типа поведения для общественной стабильности, так и элемент подсознательной зависти.
Другой образ мужчины складывается на основе представлений о христианской нравственности. Это образ целомудренного, кроткого, стыдливого человека, также готового к беспрекословному подчинению. Надо понимать, что он менее выгоден в материальном плане, в чистом виде не способствует социальному продвижению, зато более верно ведет к спасению. Еще скорее этот путь мог привести в монастырь, но и в монастыре, как свидетельствуют источники, оставалось место для социальной борьбы и стяжания.
Надо ли говорить, что ни один представленный образец поведения не мог удовлетворить представителей знати. В такой ситуации разрушается не только система нравственных норм, но и сам антропологический образ человека. Многочисленные случаи содомии связывают факты "украшательства" мужчин с другим фактором — их неуверенностью, их неврогическим стремлением подчиняться и одновременно властвовать над более слабыми, выплеснувшимися в самой табуированной сфере человеческой жизни — сексуальной.
ЗАПИСКИ ДИРЕКТОРА ШКОЛЫ
Татьяна Михайлова
Роза ветров. Часть 2-я
Продолжение. Начало в № 8 за этот год.
Я не оставила затеи писать "свою программу", о которой Редюхин периодически меня расспрашивал, в основном в столовой. Между делом стоит поблагодарить Славу за эти расспросы: чтобы выдержать осанку, мне периодически приходилось разбивать и усомневать свои же позиции.
"Пиши, пиши. В конце года потребую", — добродушно угрожал мне Редюхин, умолатывая очередную (не менее чем пятую) котлету.
В его времена в школе царили беспорядок и легкое возбуждение умов. Столовая была эпицентром свободных обсуждений. Педсоветы же проходили тяжело и скучно. Я, например, там отключалась. Редюхин и сам на них томился. Мое самое яркое воспоминание с "редюхинского педсовета" — "час откровения". Правила такие: никто никого не критикует, никто никому не возражает, все говорят искренне не о наболевшем, но только о своем.
Особенно мне запомнилось выступление бордового учителя математики с возбужденной, как и он сам, фамилией — Злобин: "Есть случаи, когда равнодушно проходят учителя мимо безобразия, не реагируют, когда восьмиклассница охорашивается у зеркала. Я хотел бы своим выступлением побудить инициативу..."