ГЕНИЙ МЕСТА
Юрий Андрухович
Город - корабль
Перепечатывается с любезного разрешения редакции журнала "Вестник Европы".
Едва ли король Данила Галицкий, основатель Львова, знал, что у этого самого удивительного в будущем города на востоке Европы есть особая географическая метка. Суеверный, почти детский, восторг охватил меня в тот момент, когда я прочитал о ней. Она показалась мне глубоко символичной, то есть совсем не случайной. В "яблочко" попала стрела, пущенная из королевского лука в середине XIII века.
Суть в следующем: по территории города, по его выложенным брусчаткой и зацементированным холмам, проходит водораздел двух бассейнов — Балтийского и Черноморского. Гребень этого невидимого ныне хребта расположен всего в нескольких сотнях метров от железнодорожного вокзала, или, как уместно произнести во Львове, дворца. Все воды к северу от этой линии текут в Балтийское море, а те, что южнее — в Черное. Город на пересечении двух осей, поделивших безымянный простор на восток- запад и север-юг, неизбежно стал скрещением торговых путей, а благодаря этому и жертвой всевозможных вторжений — религиозных, политических, военных, культурных, языковых. И Lemberg — название города на немецком — означает не совсем тоже, что Leopolis на латыни, а Сингапур — на санскрите. В этом можно усмотреть знак "водораздела": город исповедует сразу несколько культур, целиком не принадлежа ни одной из них. Выдающийся романист, писавший в эпоху между двумя войнами, назвал его "городом стертых границ". Сегодня я постараюсь не поддаться журналистскому искушению назвать его "городом границ возводимых".
Лучше прибегну к метафоре противоположного толка — не водораздел (то, что разделяет), а нечто (я пока еще не знаю, что) объединяющее. Политики сразу бы заговорили о балтийско-черноморской идее. Но я не политик и хотел бы сказать о другом. Например, о Львовской канализации — речке Полтве: по ней каких-нибудь триста лет тому назад ходили парусники из Гданьска и Любека, и в водах ее голыми руками ловили змееобразных атлантических угрей. Исполнилось ровно сто лет с момента, как речку похоронили под землей. В этом отношении Львов полный антипод Венеции. Здесь так не хватает воды, что жители старинных кварталов поклоняются Тому, Кто превратил бы вино в воду. В августе эта иссушающая драма достигает кульминации. Единственное спасение — окрестные леса и парки со стародавней, действительно королевской растительностью, укромными озерами, кувшинками и таинственными целебными источниками, впрочем, их — лесов, озер, кувшинок, источников — остается все меньше.
Это дыхание Юга, которое с каждым шагом становится жарче. Архитектоника Львова все же латинская, романская, барочная. В советские времена именно во Львов отправлялись снимать фильм, когда требовалось, чтобы на экране предстал Париж или Рим. А вот если был нужен Лондон или Стокгольм — снимали в Риге и Таллинне.
Львов наполнен атмосферой средиземноморской культуры — только надо заставить себя ее отыскать. Крылатый лев св. Марка на доме венецианского консула Бандинелли (площадь Рынок), равно как и флорентийский двор или безупречная изумрудная coppola доминиканцев не выглядят здесь экзотикой. Начиная с XVI века черты города в значительной мере формировали итальянские изгнанники, проходимцы, бродяги и авантюристы, вдохновленные идеями Ренессанса — эпигоны высокого quattrocento, эти герои плаща и шпаги наподобие Пьетро ди Барбони, Павла Римлянина Доминичи, Амвросия Благосклонного или Каллимаха Буонакорси, все эти "куртуазные маньеристы".
Романский акцент обогащен или, вернее, уравновешен акцентом византийско-греческим. И дело не только в византийском обряде украинских церквей. Дело в особом византийском умонастроении, которое, возможно, основная преграда для нашего вхождения в Европу, но, вероятно, и основная наша защита от такого вхождения. Это умонастроение — как церковь Успения Пресвятой Богородицы с башней Корнякта: ничем его не стереть и не зачеркнуть.
Однако наше путешествие на Юг продолжается. Ведь я еще не упомянул об армянах, что реэми!рировали во Львов в основном из Крыма, где воинствующий ислам оставлял все меньше пространства для их лавок и храмов. Они положили начало ориентальному привкусу. Персидские ковры Львовского производства считались лучше настоящих персидских, не говоря уже о запахах, о разнообразии ароматов — имбирь, кардамон, шафран, перец, мускус, корица: именно армяне придали пряность львовской жизни. И никто, кажется, до сих пор не расшифровал и не прочитал надгробные надписи на старом армянском кладбище, несмотря на то, что по слухам, есть там абсолютно необходимые нам слова безбрежной мудрости. Конец армянской общине во Львове был положен в 1946 году, когда большевики упразднили армянско- католический епископат.
Что касается евреев, то они появились во Львове еще раньше, чем армяне, примерно в конце XIV века и были в их числе тряпишники, шинкари и ростовщики, которых из XVI века с благородным возмущением клеймил раздольным латинским виршем Себастьян Фабиан Кльонович:
Как ржа разъедает железо,
а моль одеянье,
Так и бездельник еврей все
разрушает вокруг.
Но находились среди них и ученые - талмудисты, и астрологи, и чернокнижники, и, надеюсь, знатоки халдейской мудрости, обладатели тайного знания. В сороковые их уничтожили фашисты, те же, что вскоре заполнили опустевшую нишу, были обычными, советскими, денационализированными. Исчезнувший тип Галицкого жидовства породил выдающихся писателей: это и Йозеф Рот, и ностальгический эссеист Юзеф Виттлин и, без сомнения, Бруно Шульц — загадочный, буйно разросшийся овощ, противоестественно-сладкий на вкус.
Кто же еще плыл на этом корабле?
Немцы, или, как их тут называли, "швабы", оставили след в искаженных названиях Львовских предместий. Так Лычаков происходит от Luetzenhof, Замарштынов от Sommerstem, Клепаров от Klopper, Майоровка от Majer, Кульпарков от Goldberg и так далее. Еще был владелец винного магазина в Замарштынове с выразительным прозвищем Макольондра (Коноплянка), а еще Иосифа Кун, монахиня-бенедектинка, автор книги стихов "Lemberg schone Umgebungen", то есть "Премилые околицы львовские".
Кто еще очутился тут, в каютах и трюмах, на палубах и мачтах?
Может, достаточно одного только перечисления?
Итак: сербы, далматинцы, арнауты, аргонавты, татары, турки, арабы, скотты, чехи, мавры, баски, скифы, караимы, хазары, ассирийцы, этруски, хетты, готы, белые и черные хорваты, кельты, анты, гунны, курды, эфиопы, циклопы, агриппы, лестригоны, андрогины, ариане, цыгане, кинокефалы, элефантофаги, африканцы, мулаты и метисы, малороссы, москвофилы и мазохисты. Францисканцы, капуцины, кармелиты босые и — соответственно, прошу прошения — обутые, бернардинцы, клариски, урсулинки, сакраментки, цецилиянки. Доминиканцы, василиане, растафариане, редемптористы, а еще иезуиты, а до них тринитарии, что выкупали из восточного рабства невольников-христиан. Розенкрейцеры, студиты, тамплиеры, раскольники, православные и левославные.
Я убежден — все они побывали тут. Я вспомнил лишь о немногих, и перечень мой не полон.
Ведь Львов лежит посреди белого света. Того Старого Света, что был плоским, держался на китах, или, по другой версии, на черепахе, а самой дальней его околицей считалась Индия, о берега которой разбивались волны Дуная, Нила или, возможно, Океана.
Даже растительность Львова хранит неоспоримые признаки этой всепричастности. Балтийская сосна и крымский кипарис мирно соседствуют в львовских садах, любой из которых можно смело назвать ботаническим.