Кроме того, в комнате работало оборудование, отслеживающее сердечный ритм, и велась запись всех звуков. Добровольцев усадили в кресла перед телевизорами, запретили двигаться и разговаривать, чтобы они не тратили энергию попусту. При этом их ввели в заблуждение: сказали, что целью исследования является изучение эмоциональных реакций на различные видеоматериалы. «Не так-то легко поймать подлинный смех, — объяснил Бачовски. — Ведь если вы скажете людям, что собираетесь измерить смех, они будут смеяться. А специально вызванный смех регулируется совершенно иной частью мозга. Мы же хотели, чтобы смех был истинным».
Первым делом необходимо было узнать показатели обмена веществ — метаболическую норму студентов, пребывающих в расслабленном состоянии. Ученые показали им английскую сельскую местность: «Для начала нужны были полчаса чего-то скучного, вот мы и выбрали английский пейзаж», — рассказал доктор. Следующая фаза для каждой группы добровольцев длилась больше часа. На экранах они видели 10-минутный кусок комедии, потом 5 минут тоскливо блуждающих овец, затем еще 10 минут комедии и так далее.
Исследователи отдельно испытали 7 пар друзей мужского пола, 17 пар девушек и 21 смешанную пару (хотели выявить различия). В конце концов данные о сердечном ритме, записанный смех и информация о дыхании были собраны воедино в лаборатории и тщательно проанализированы. Оказалось, что молодые люди смеялись больше, чем девушки. Самый долгий смех длился 40 секунд. И ученые увидели, что когда люди смеются, происходит примерно 20-процентное увеличение метаболической нормы.
«Смеясь, студенты сожгли на 20 процентов больше калорий, — сообщил Бачовски. — Тогда мы постарались вычислить, что произойдет, если кто-то будет хохотать в течение 10 или 15 минут в день, и обнаружили, что сгорело бы до 50 калорий в зависимости от размера тела и интенсивности смеха. По нашим расчетам, за год смех может помочь сбросить до 2 килограммов, если вы будете веселиться каздый день». Смеяться, заметьте, обязательно нужно в голос, громко. Иначе смех не сработает. Правда, непонятно, кто или что может спровоцировать ежедневный 15-минутный сеанс хохота.
Алексей Левин
Долгий «обезьяний процесс»
В последние годы в Соединенных Штатах упорно пытаются поставить в программе средней школы теорию биологической эволюции на одну ногу с изложением религиозных взглядов на происхождение жизни вообще и человека в особенности. Эти усилия поддерживают теологически консервативные церкви, которые настаивают на буквальном прочтении Библии, и многие политики, в основном республиканцы. Их аргументы практически те же самые, что и в двадцатые годы прошлого века, когда законодатели ряда американских штатов пытались Ограничить или просто запретить изучение теории Дарвина в школе. Кульминацией этих событий, как известно, стал суд над школьным учителем Джоном Томасом Скопсом, которого обвинили в незаконном преподавании дарвинизма. Суд проходил с 10 по 21 июля 1925 года в небольшом (2000 жителей) городе Дейтоне, административном центре графства в штате Теннесси. Это судебное разбирательство вошло в историю под названием Обезьяньего Процесса.
Дело Скопса справедливо считают одним из важнейших судебных процессов двадцатого столетия. Но детали предыстории и истории этого процесса в России известны очень мало, а многие его описания неполны и далеки от точности. Поэтому для начала необходимо описать те события, которые сделали никому не известного школьного учителя персонажем юридической драмы общенационального масштаба.
Уильям Брайан и закон Батлера
К началу двадцатых годов участие Америки в первой мировой войне объективно сделало ее великой державой с глобальными интересами и возможностями. Однако в общественном сознании все еще доминировали изоляционистские идеи вместе с убеждением, что национальные ценности необходимо защищать от чуждых влияний. В американской культуре тех лет происходили постоянные сшибки между модернизмом и традиционализмом, замешанном на фундаментализме.
Одним из главных идеологических знаменосцев этого направления был знаменитый политик и блестящий оратор Уильям Дженнингс Брайан (1860 - 1925). Много лет он был бесспорным лидером Демократической партии, которая несколько раз выдвигала его кандидатом в президенты. В 1913 году он стал государственным секретарем в администрации президента Вудро Вильсона, однако вышел в отставку в знак протеста против готовящегося вступления США в войну на стороне Антанты. После этого он всецело посвятил себя борьбе за избирательные права женщин, запрет спиртных напитков и другие социальные реформы. Одновременно Брайан стал вождем крестового похода в защиту религии от «посягательств» со стороны научного мышления.
Такое сочетание идей может показаться странным, но для Брайана оно была вполне естественным. На протяжении всей свой многолетней общественной карьеры он оставался противником империализма во внешней политике, про1рессистом популистского толка во внутренней политике и религиозным консерватором в идеологии. Он предлагал и поддерживал многочисленные реформистские проекты, считая эту деятельность своим религиозным долгом. Сочетание глубокой веры и демократических инстинктов парадоксальным образом обернулось у Брайана растущим недоверием к науке, в которой он видел движущую силу антиамериканского атеистического модернизма. Поскольку дарвиновская теория была явно несовместима с библейским учением о божественном творении мира и человека, Брайан пошел в атаку на нее с открытым забралом.
В письме в газету «Chicago Evening Post» он выдвинул несколько аргументов против дарвинизма, которые остаются в ходу и сегодня. Брайан заявил, что теория эволюции всего лишь спекулятивное предположение, лишенное надежной фактической базы: ученые еще не представили ни одного примера эволюционного превращения одного вида в другой. В 1921 году он выступил с нашумевшим памфлетом «Угроза дарвинизма», в котором решительно выступил против школьного преподавания теории биологической эволюции. После этого Брайан начал яростную пропагандистскую кампанию за то, чтобы оно было ограничено законами штатов. Правда, Брайан был против того, чтобы преподавание теории эволюции каралось в судебном порядке, и даже допускал присутствие дарвинизма в школьных программах, но только в качестве гипотезы.
Конкретные успехи этой кампании оказались довольно скромными. К 1925 году подобные законопроекты были выдвинуты в пятнадцати штатах, но приняты только в двух: Оклахоме и Флориде. Оклахомский закон формально не запрещал дарвинизм, он лишь требовал, чтобы муниципальные школы не использовали учебников, излагающих теорию эволюции. Флоридские законодатели ограничились принятием необязательной к выполнению резолюции, которая провозглашала преподавание дарвинизма «неуместным и разлагающим умы».
В начале 1925 года сторонник Брайана, член нижней палаты Генеральной Ассамблеи Джон Вашингтон Батлер составил и предложил законопроект, запрещающий «преподавание любой теории, которая отрицает учение Библии о божественном творении и утверждает, что человек произошел от животных» во всех школах и университетах штата, целиком или частично финансируемых за счет налоговых поступлений. Нарушители этого закона должны были штрафоваться на сумму от 100 до 500 долларов (Брайан возражал против этого пункта, но неудачно).
Палата представителей вотировала билль Батлера почти единогласно и очень быстро, уже 28 января. В верхней палате, где аналогичный законопроект предложил сенатор Джон Шелтон к нему отнеслись без особого энтузиазма — против билля уже выступили многие газеты и общественные деятели штата. В частности, группа нашвилльских пасторов раскритиковала его как покушение на академические свободы и такую защиту христианства, в которой оно совершенно не нуждается.