Вон навстречу Стасик плывет. Догадался между коленями надувную резиновую подушечку зажать, ноги плывут себе наверху, и думать о них не надо. Он аккуратист, предусмотрительный, но плывется ему тоже нелегко.
Еще четыреста метров проплыл, еще больше замерз. После последних четырехсот, завершающих «разминку», я вполне достиг кондиции свежезамороженной дичи или, скорее, рыбы, судака например. Я механически подплыл к ступенькам, уселся на одну из них, покрытую водой, и одеревенело стал отбывать свой пятиминутный отдых. Выходить на сушу не имело смысла - вечерний воздух был не теплее воды, горячий душ не работал с прошлого года, а большой махровой простыни, в которую можно было бы завернуться и замереть, как это сделал запасливый Стас, у меня не было.
Услышав неритмичные удары моего дрожащего и иззябшего тела о деревянный бортик, подошел тренер. Стал сбоку, понаблюдал за приступами дрожи, потом спокойно (а чего ему беспокоиться?!) изрек: «При таком замерзании не имеет смысла долго отдыхать. Начинай основную программу, может быть, согреешься». Пожалел.
Все уже начали плавать на скорость — проплывали кролем пятьдесят метров в три четверти силы, как требовал тренер. Он объяснил, что у машины четыре скорости и у нас тоже. Надо включить третью из них и на ней проплыть пятьдесят метров. Просто и хорошо. Потом двадцать пять метров проплыть очень легко, отдыхая, примерно первой скоростью, а потом опять переходить на третью, и так двадцать раз. Я понял, что у меня из четырех скоростей была лишь одна первая, она же последняя, так что туг особенно и включать нечего.
Серж пробовал меня подгонять, делая рукой такое движение, будто легонько пошлепывал по попке младенца, но я ничем его порадовать не мог.
Опустились сумерки, легкий туман заколыхался над водой, в парке зажглись фонари и заиграла музыка. Нарядные парочки, явившиеся на танцы, случайно забрели на трибуны нашего бассейна и с недоумением или равнодушным сожалением глядели на мою голову, неприкаянно и одиноко черневшую посреди бассейна, потому что остальные отплавали, переоделись и бегали по парку, слегка заигрывая с «непарными» девушками, которых на танцах и вокруг них всегда больше чем достаточно.
Все эти маленькие радости были не для меня.
Наконец, все кончилось. Сочувствующий и тоже мелко дрожащий Стасик подал мне холодную руку и помог выйти из воды. Ноги съезжали, колени стукались о края ступеней. Одевался я с трудом, никак не попадая в рукава и тыкаясь головой мимо ворота рубашки. Брюки натягивал сидя — устоять на одной ноге не мог.
Ужин меня совершенно не согрел, потому что повар, стараясь пораньше освободиться, придумал холодное меню: винегрет, сырники со сметаной и стакан холоднющей простокваши. На наши протестующие крики (я кричать не мог, зато яростно стучал на повара зубами) он ответил, что пища греет не температурой, а калориями, и что меню у него утверждено свыше. При этом показал на Лютое Сердце.
Спорить было бесполезно, и мы устремились в спальни (мы готовились к соревнованиям и жили на загородной базе, там ели и спали).
Только укрывшись двумя одеялами я немного согрелся и заснул. Снились мне всякие плавательные кошмары (например, кто-то требовал, чтобы я плыл баттерфляем, но греб одной рукой), снился Лютое Сердце, купающийся в бассейне с холодной простоквашей, и даже Ниагарский водопад, который надо было как-то преодолеть.
Но молодость брала свое. Утром я проснулся бодрым и свежим, побежал седлать лошадь для тренировочной скачки. Достался мне мой любимый гигант Патруль, который, не спеша, вывез меня в солнечный утренний лес, напоенный свежестью и ароматом. Потом конь надежно нес меня на своей широченной спине, с которой нельзя было свалиться даже в лихом галопе. Но каждая минута приближала вечер...
Так начался этот ужасный для меня «месячник» обучения скоростному плаванию. Я мазался толстым слоем вазелина, и по воде от меня расходились масляные радужные круги, как от дырявого танкера. Пробовал вместо послеобеденной дремы бегать перед тренировкой в двух теплых костюмах - до испарины, пил горячий чай из термоса... Но холодной воды было слишком много.
В своих мечтах я рисовал нереальные картины полного высыхания бассейна, болезни Лютого Сердца, создания утепленного гидрокостюма и даже изъятия плавания из пятиборья.
Увы, это были только мечты... Правда, один раз я заболел - чем-то отравился и три дня пролежал дома, в тепле и покое, питаясь сухариками и киселем. К болям в животе и прочим неприятностям я относился с иронией — пусть сильнее болит, тогда дольше не надо будет плавать!
И все-таки, выздоровев, отправился на свою Голгофу. Никто не заставлял, не уговаривал. Еще и волновался, что пропустил три дня тренинга.
Прошло много лет. До сих пор я не люблю купаться после пяти вечера - ни в теплом море, ни в прогретой солнцем мелкой речушке. А первое время я и смотреть на воду не мог если ее было больше, чем в чайном блюдце. Пусть уж она сама по себе, а я сам по себе.
А тогда... Тогда, на соревнованиях, которые проходили в закрытом теплом бассейне, все мы, даже сильные пловцы, показали неважные результаты. Нам было душно, жарко, вода удушающе пахла хлоркой. Так, наверное, чувствует себя в зоопарке белый медведь, купающийся в теплой воде у своей клетки. Противно, но публика смотрит.
Давно ушли в прошлое честолюбивые мечты. Чемпионской скорости я не приобрел. Но и сейчас, поднатужившись, могу проплыть километра полтора, а то и два, не обращая особого внимания на воду, заливающую уши, на прочие мелкие неудобства. Но... незачем мне столько плыть, незачем, да и негде. Но сознание этого «могу» для меня очень важно и гораздо ценнее для моего «я», чем любые способности, дарованные природой просто так.
Календарь ЗС: ноябрь
250 лет назад, 1 ноября 1755 года, в Лиссабоне произошло одно из самых страшных в истории человечества землетрясений, унесшее до 60 тысяч человеческих жизней и, по существу, стершее с лица Земли португальскую столицу.
200 лет назад, 3 ноября 1805 года, «по неосторожности гардеробмейстера» перед самым началом спектакля в Москве сгорел трехэтажный каменный с тесовой крышей Петровский театр на 1500 мест, названный так, поскольку фасадом он выходил на улицу Петровку. Петровский театр, открывшийся в самом начале 1781 года, стал преемником Знаменского театра (на ул. Знаменке), открывшегося в 1778 году и «по неосторожности служителя» тоже сгоревший в марте 1780. Преемником же Петровского театра стал выстроенный к 1825 году Осипом Бове на том же месте огромный новый театр, который стали называть «Большим», так как по размерам он уступал тогда только миланскому оперному театру «Ла Скала». Ко огонь не пощадил и это замечательное сооружение: мартовским морозным утром 1853 года он «по неосторожности ламповщиков» загорелся и на третьи сутки безуспешной борьбы с пламенем превратился, как писали газетчики, в подобие развалин римского Колизея. И все же вновь «возрожденный из пепла» Большой — в том виде, в каком он существует по сей день, — открылся в сентябре 1856 года.
100 лет назад, 4 ноября 1905 года, в Москве прошла монархическая манифестация, сопровождавшаяся избиением рабочих и нападением черносотенцев на университет.
550 лет назад, 6 ноября 1455 года, в Майнце (земля Рейнланд-Пфальц нынешней ФРГ) был оформлен акт, зафиксировавший приоритет Иоганна Гутенберга в изобретении книгопечатания. Этот документ является самым ранним и единственным точно датируемым свидетельством создания Гутенбергом технологии книгопечатания.