Выяснилось, между прочим, что к этому времени в поколениях советских людей, родившихся в 1904-1908 годах, на 1000 женщин приходилось 623 мужчины, (а в Германии в 1960 году в поколениях, родившихся в 1905- 1910 годах, — 778); в поколениях 1909- 1913 для граждан СССР и 1910-1914 для немцев соответствующее соотношение 623 и 723, в следующей пятилетней группе поколений — 624 и 702, для тех, кто родился в 1919-1923 в СССР и 1920-1924 в Германии — 641 и 713. Выходит, у нас и вдов было больше, и сирот, что само по себе могло не нравиться поколениям, пережившим войну. Конечно, надо им объяснить, как это делает Ярослав Бутаков, что они не должны слишком об этом скорбеть. Потому что "скорбь и боль по погибшим согражданам может превратиться в доминанту национального сознания... Но такое искалеченное национальное сознание уже не может являться фундаментом для созидания державы".
Так что не будем на этом останавливаться, а лишь попытаемся на схематическом примере пояснить, что значат приведенные цифры с точки зрения сравнения советских и немецких потерь. Представьте себе 1 миллион немцев, принадлежащих, скажем, к группе поколений, родившихся перед Первой мировой войной — в 1910- 1914 годах — и доживших до Второй мировой войны, до 1939 года. В Германии тогда было 80 миллионов жителей, а в СССР — 190 миллионов — с учетом, конечно, небольших приобретений, сделанных в 1939 году. Стало быть, население СССР было в 2,4 раза больше немецкого. Для простоты примем, что таким было соотношение и в отдельных группах поколений. Стало быть, каждому миллиону родившихся в 1910-1914 годах немцев противостояло 2,4 миллиона их советских сверстников. Всякое поколение, как известно, состоит из мужчин и женщин. Смертность мужчин обычно выше, чем женщин, в СССР в это время в интересующих нас поколениях на 1000 женщин приходилось 944 мужчины. Посчитаем, опять же для простоты, что и у немцев соотношение было таким же — ведь ни там, ни здесь эти поколения еще не воевали.
Теперь предположим, что в результате мгновенного катаклизма и в той и другой стране погибло некоторое количество мужчин, а число женщин не изменилось. Сначала рассмотрим гипотезу Ярослава Бутакова: потери были примерно равными. Примем, что и на 1 миллион немцев и на 2,4 миллиона советских граждан рассматриваемых поколений погибло по 113683 человека. У немцев это приводит к тому соотношению полов, которое и наблюдалось в действительности, а вот в СССР ни к чему похожему на фактическое положение не приводит.
Поэтому мы вынуждены принять цифры разных советских и немецких потерь, которые могли бы привести к фактически наблюдавшемуся результату. Получается, с округлением, что на каждые 114 тысяч исчезнувших мужчин рассматриваемых поколений в Германии должно было исчезнуть 396 тысяч мужчин в Советском Союзе. Тогда все сходится.
Разумеется, в данном случае речь идет не о полноценном расчете, который требует привлечения гораздо большей информации (погибали не только мужчины, но и женщины, что, скорее всего, увеличивает разницу советских и немецких потерь, и т.п.), а лишь об иллюстративной схеме. Тем не менее, представление о порядке величин она дает.
Конечно, это неприятное представление, и оно может разочаровать Ярослава Бутакова. Равенства потерь пока не получается, и это действительно как-то в не очень выгодном свете представляет... Но, собственно, кого? Демоскопу кажется, что прежде всего тех, кто так старательно пытался скрыть истину, понимая свою ответственность за неоправданно большие потери. Почему мы должны были потерять столько народу, понести такие сокрушительные поражения в первый период войны? Где был в это время гений всех времен и народов?
Да, что-то было такое, но разве все упомнишь... При склерозе, говорят, так и бывает: одно помнишь, другое забываешь.
Сейчас нередко высказывается мысль, что истинного размера наших потерь мы не узнаем никогда. Принимая во внимание то, какие усилия были направлены на их сокрытие, в этом нет ничего удивительного. Хотя кое- чего все-таки скрыть или оспорить нельзя. Ведь и Ярослав Бутаков не говорит, что немцы дошли не до Волги, а только, скажем, до Березины. Он, конечно, напомнил нам, что французы в 1940 году "вытянули лапки кверху", но обошел молчанием тот факт, что в 1941-1942 годах немцы оккупировали советскую территорию, равную трем с половиной Франциям, на которой жило не менее 80 миллионов человек. Теперь он опасается, что потери гражданского населения на этой оккупированной территории могут быть завышены недобросовестными историками. Может быть, он боится, что немцев обвинят в больших злодеяниях, чем они совершили на самом деле? У него нет других забот?