В. В. Шкловский. Рисунок И. Репина. 1911 г.
Как писал Томас Манн: "Novarum rerum cupidus" [алчущий нового, бунтарь (лат.)] — никто не оправдывает эту характеристику лучше, чем художник. Никому другому не может так наскучить все старое и избитое, как ему, и нет никого, кто так нетерпеливо стремится к новому, как он, хотя в то же время он более, чем кто-либо другой, скован традициями.
Смелость вопреки скованности, наполнение традиции волнующей новизной — вот в чем видит писатель свою цель и свою первейшую задачу Мысль о том, что "этого еще никто и никогда не делал", неизменно служит двигателем всех его творческих усилий. Я никогда не мог бы ничего сделать, не мог бы даже взяться за какое-нибудь дело, если бы эта будоражащая мысль не сопутствовала моим начинаниям".
Вовсе не обязательно обеспечивать кайнэрастическую потребность только банальным прибавлением нового материала. Культурные практики сформировали много приемов для проникновения в текст новизны. "Новолюбивый" взгляд на веши может быть сформирован и посредством целенаправленных культурных практик. Одна из них — это известный литературный прием "охранение", описанный Виктором Шкловским в знаменитой статье "Искусство как прием":
"Прием остранения у Л. Н. Толстого состоит в том, что он не называет вещь ее именем, а описывает ее, как в первый раз виденную, а случай — как в первый раз произошедший, причем он употребляет в описании вещи не те названия ее частей, которые приняты, а называет их так, как называются соответственные части в других вещах".
Известная вещь, описанная так, как если бы ее видели впервые, становится новой, интересной, привлекает внимание, видится выпукло и ярко. Разумеется, Лев Толстой не имел в виду использование своего приема именно для удовлетворения кайнэрастии. Используя этот прием, он ставил явление в положение, где оно приобретает совсем иной этический смысл. Остранение вводилось в первую очередь для того, чтобы осуществить переоценку. Но очень важный смысл остранения — именно в новизне.
Соотношение сексуальности с кайнэрастией определяется известными экспериментальными данными. Согласно им, качество сексуальных реакций, интенсивность ощущения в сексуальном контакте существенно возрастает при смене партнера.
Создатель телесно-ориентированной психотерапии Вильгельм Райх весьма скептически смотрел на перспективы верности в любви:
"В процессе любой половой связи раньше или позже, чаще или реже, но проявляются периоды меньшей интенсивности чувственных отношений и даже чувственное равнодушие. Это эмпирически установленный факт, в опровержение которого нельзя привести никаких моральных ар1ументов. Основная трудность любых длительных сексуальных отношений заключается в конфликте между притуплением (временным или окончательным) чувственного желания, с одной стороны, и растущей со временем нежной привязанности к партнеру — с другой".
Новизна в этом контексте, как и во многих других контекстах, оказывается фактором более значимым, чем сама сексуальность. Это справедливо не только по отношению к сексуальности. Кайнэрастия занимает особую позицию по отношению к другим потребностям. Она как бы является условием существования всех других влечений и потребностей вообще.
Проблема, например, кризиса моногамного брака непонятна, если ее объяснять исключительно сексуальными причинами, но всегда очевидна при рассмотрении с кайнэрастической точки зрения. Зачастую дурное новое лучше, чем доброе старое.
Кайнэрастия в культуре имеет свою историю. Известный немецкий философ Питер Слотердайк возводит современное кайнэрастическое состояние европейской культуры к эпохе Возрождения. Так, он с пристрастием вопрошает: "Откуда берется эта лишенная всяких тормозов тяга к информации, эта наркотическая зависимость от нее и эта необходимость ежедневно жить среди информационного шума, терпя непрерывную бомбардировку наших голов массами безразлично-важных, сенсационно-неважных новостей?"
И сам же пытается дать ответ на этот вопрос: "Представляется, что с начала Нового времени наша цивилизация оказалась в плену уникальнопротиворечивого отношения к новости, к "новелле", к истории о случившемся, к "интересному событию" — будто она утратила контроль над своей "жаждой познания" и над своим "любопытством", "жаждой нового". Просвещение все больше и больше желало превратить универсум в совокупность новостей и информационных справок, и оно осуществляло это с помощью двух взаимодополняющих средств — энциклопедии и газеты. С помощью энциклопедии наша цивилизация попыталась охватить "круг мира" и весь цикл знания; с помощью газеты она рисует ежедневно меняющуюся растровую картину движения и преображения реальности во всей ее событийности. Энциклопедия охватывает константы, газета — переменные, и обе они походят друг на друга своей способностью передавать при минимуме структурирования максимум информации".