Соколов почувствовал, что в лаборатории появился еще кто-то. Он обернулся и увидел старика Голова. Тот невозмутимо прошел в угол, где стояло кресло, и стал к подлокотникам прилаживать крепкие ремни из невыделанной кожи. Внезапно голос Ноймана сделался резким. Семен Игнатьевич в удивлении поднял глаза и обнаружил перед собою преобразившегося человека. Франц Карлович был воплощением осатанелого зверя — всегда колючие глаза его горели огнем преисподней. Лицо стало угловатым, маска какой-то дьявольской сосредоточенности вдруг застыла на нем, резко сменив выражение благодушного обаяния. Такое лицо можно увидеть у каторжника, не один год проведшего в кандалах на руднике.
— Мозг животного пробудился и включил не используемую часть. Впрочем, я проведу небольшой опыт для ясности.
Хозяин подошел к вазону и погрузил в мозг слуховую воронку. Затем обратился к Мигелю: "Что ты читал ему сегодня?". — "Газеты, Eccelenza", — последовал ответ.
— Твое мнение? — негромко сказал он в раструб, и тончайшая нить завибрировала, испуская волны. Бегущие к крошечной улитке на конце они устремились в мозг, минуя волокна слуховых нервов. Подошедший Голов замкнул контакты возле столика. Послышались щелчки разрядов. На медной столешнице крошки магнитного железняка зашевелились, собираясь в кучки, затем распались и опять собрались вместе. Через мгновение Соколов пришел в крайнее изумление, увидев, что песчинки выстраиваются в слова: "Слепец. Мыслимо ли повелеть рабу быть свободным? Рабство в душах".
— Каково! Вот кто рассудил либералов с крепостниками! — воскликнул изобретатель. — Я заставил этот сгусток жира думать! А теперь представьте скрытые возможности человеческого мозга. Стоит его немного встряхнуть, и...
Вот оно что! Стало ясно, к чему клонит Нойман. Семен Игнатьевич почувствовал чесночную вонь вперемежку с водочным перегаром и запахом дешевой колбасы. Он хотел обернуться, но что-то тяжелое навалилось сзади, сковав его.
— Не балуй, барин, — донесся где- то уже слышанный им голос. Соколов скосил глаза и увидал давешнего извозчика с бульвара. Однако лихо разыграла дурака вся эта шайка мерзавцев! В отчаянной попытке освободиться, Семен Игнатьевич, что есть силы ударил каблуком по голени мужика. От неожиданности и боли тот взвыл и ослабил хватку, чем не преминул воспользоваться пленник. Он вырвался, подбежал к вазону и выдернул оба электрода из него. Перекошенное злобой лицо стремительно приближалось. Соколов в отчаянии зажмурился и ткнул электродами в ненавистную рожу. Раздался треск, затем рев ополоумевшего извозчика, а после удар замертво падающего тела.
Соколов открыл глаза и увидал старика. В руке тот держал большую стеклянную колбу, закупоренную каучуковой пробкой. Он силился открыть сосуд и никак не мог справиться с затычкой. Но верный Мигель вырвал его из дрожащих рук Голова, раздался хлопок и "веселящий газ" пахнул на Соколова. Сознание помутилось. и он лишился чувств.
"Архип?", — донесся сквозь пелену затуманенного сознания Соколова голос Ноймана. — "Отлежится", — отозвался старикашка Голов. Семен Игнатьевич приоткрыл глаза и, постепенно приходя в чувство, обнаружил себя сидящим в кресле. Руки его были привязаны к подлокотникам, голову сковывал обруч. В ушах стоял шум и пронзительная боль временами ощущалась в лобной и теменной областях.
День дряхлел. Освещенность лаборатории заметно потускнела. В синеватом воздухе контуры оборудования виделись неопределенно. Неопределенность — сестра страха. Теперь Соколов совсем иначе воспринимал пустоту глазниц черепа на каменной подставке. В их бездне не было таинства, но ужас истекал из их черноты. До его слуха донесся шепот Голова: "Рано, эх, рано, ваше превосходительство, изволили профессора Петрова извести, — при этом старик кивнул в сторону черепа: — Пригодился бы еще".
Вивисекторы, как мысленно окрестил Ноймана и Голова Семен Игнатьевич, орудовали возле электростатической машины. Наконец что-то щелкнуло, и гигантское колесо тронулось, шурша по шкуре. Нойман обернулся.
— Ага! Вот вы и в сознании, — в радостном возбуждении констатировал он. — Видите ли, нервная ткань скота довольно быстро погибает. Затрудненный диалог, обучение... На все уходит уйма времени.