Не менее существенно субъективное различие — в общественных обликах главных теоретиков термоядерного оружия: у одного репутация, похоже, непоправимо испорчена, у другого — почти невредимая, что вынуждает историка аргументировать по- разному: одному верят на слово, а другому — нет. Причины этого различия — за пределами чистой науки и техники. Но и там ситуацию способен прояснить российско-американский свет.
Мнение, что Теллер обеспечивал свой научный приоритет за счет соавтора Улама, не подкрепляется другими подобными примерами из его научной биографии. А красноречивый контр-пример — предисловие Теллера к монографии 1972 года об эффекте Яна-Теллера. Суть этого предисловия в том, чтобы объяснить, почему "этот эффект должен носить имя Ландау". Вклад Ландау сводился к устному замечанию в разговоре с Теллером, когда они встретились в Институте Нильса Бора в Копенгагене в 1934 году. То была их последняя встреча и последняя поездка за границу советского физика, а познакомились они в 1930 году, когда в том же институте оба провели по нескольку месяцев. К 1972 году, напомню, Ландау не было в живых уже четыре года.
Железный занавес, непрозрачный в обоих направлениях, способствовал иллюзиям с обеих сторон. С восточной стороны действовали еще красивая сказка о социализме и реальносоциалистический контроль над информацией. Одним из проявлений этого стало то, что в марте 1953 года "отцы советской водородной бомбы", Андрей Сахаров и Виталий Гинзбург, горевали по поводу смерти Сталина. Потом они вспоминали об этом со стыдом и недоумением, но им понадобились многие годы, чтобы понять, что они, по выражению Сахарова, "невольно создавали иллюзорный мир себе в оправдание". И тогда Сахаров уподобил свою страну "гигантскому концентрационному лагерю", найдя подходящий эпитет для ее общественного строя — "тоталитарный социализм".
Способность строить иллюзорные миры для самооправдания весьма универсальна, и действует независимо от общественного строя, а незнание — наилучший цемент для такого рода строений.
История науки легко подтверждает, что человеку свойственно ошибаться. Ошибались великие умы науки Эйнштейн и Бор. Ошибались и создатели ядерного оружия. Ошибался Сахаров в 1961 году, когда поверил Хрущеву, что создание 100-мегатонной бомбы поможет переговорам с США о запрете ядерных испытаний. И Теллер ошибался. Но если говорить о его "одержимости" созданием водородной бомбы и его антисоветской "паранойе", то сейчас, полвека спустя, в свете российско-американской истории уже ясно, что обе эти его "навязчивые идеи" были вполне здравыми.
Теллер успел увидеть падение советского режима и побывать в послесоветской России (а его российские коллеги успели увидеть, что твердая антисоветская позиция Теллера ни в коей мере не была антироссийской). В 2001 году вышла его книга воспоминаний с изложением своей версии событий, в которых ему довелось участвовать. И, в частности, он рассказал — бесстрастно и не смягчая — о своих расхождениям с Хансом Бете по нескольким острейшим научно-политическим проблемам, начиная с водородной бомбы. При этом по существу остался при своем мнении.
Ответом на эту книгу можно считать рецензию Ханса Бете, которая удивила многих. Хотя подавляющая часть американских рецензий на книгу Теллера ядовито отрицательны, рецензия Бете не просто положительна ("увлекательную" книгу он "очень рекомендует"), — в ней проявлены сочувствие и теплота. А по поводу водородной бомбы Бете — когда-то один из самых принципиальных сс противников — 50 лет спустя сильно смягчил свою позицию: "Мне кажется, ни у одной из сторон в дебатах о водородной бомбе не было сильных аргументов" и что "у [президента] Трумэна не было выбора в политической обстановке того времени", когда он принимал решение о разработке водородной бомбы. Но если не было выбора, то чего тогда стоила оппозиция этому решению?
Сахаров тоже считал появление водородной бомбы неизбежным, но его взгляд на "политическую обстановку" радикально изменился. В результате образовались параллели между его российской судьбой и американскими судьбами Оппенгеймера и Теллера. Подобно Оппенгеймеру, Сахаров испытал высшее государственное признание и положение "врага государства", и, подобно Теллеру, испытал отчуждение большинства коллег. Столь богатый жизненный опыт делает его взгляд на трагические фигуры американских физиков заслуживающим особого внимания.
Александр Зайцев
Семь чудес XXI века