Некоторые пленники, стремясь облегчить свою участь, принимали ислам. Это не вызволяло их из рабства, но избавляло от работ в каменоломне или на галере.
Порой променявшие крест на полумесяц участвовали на равных с мусульманами в пиратских набегах. Так, в местечке Аль-Маамура, близ современной столицы Марокко Рабата, обосновалось целое сообщество пиратов-европейцев, принявших ислам. Они нападали на испанские и английские суда, а командовал ими английский капитан Генри Мэйнуоринг.
Турчанки, выпекающие хлеб
Уличные торговцы вразнос
Все попытки европейцев — прежде всего испанцев — военными средствами обуздать пиратство в Средиземном море приносили лишь временный успех. В 1535 году испанцы захватили Тунис — один из крупнейших городов Магриба. Завоеватели вели себя, как и десятилетием раньше в Мексике: разрушали святилища и школы, уничтожали книги, убивали и обращали в рабство местных жителей. По оценкам историков, в те дни погибли около трети жителей Туниса — 60 тысяч человек — и примерно столько же было обращено в рабство. В 1571 году османский флот был разбит под Лепанто флотилией Священной лиги (в нее входили, в частности, Испания, Мальтийский орден, Венеция, Генуя). Тогда погибли 30 тысяч османов и более трех тысяч попали в плен.
Однако Османская империя быстро восстановила свое могущество в Средиземном море. Испанцы были изгнаны из Туниса, который вновь стал одной из важнейших пиратских баз. Лишь в XVIII веке усилиями европейских властей, светских и церковных, начинается массовый выкуп христиан, захваченных в рабство мусульманами.
Теперь в странах Северной Африки почти не осталось следов вековой торговли людьми. Нигде, кроме Марокко, не сохранилось и старинных невольничьих рынков. И мало кто из туристов, прибывающих сегодня в "туристскую Мекку" Тунис, знает, что здесь покоятся останки десятков тысяч людей, вывезенных из Европы, чтобы умереть в мучениях на чужбине.
Никаких следов... Кроме генетических. Уже в XVIII веке редкие путешественники, бывавшие в Алжире, удивлялись светлому цвету кожи многих жителей города. Поколения рабынь-христианок из века в век рожали детей в гаремах купивших их господ. Тысячи "франков", променявших веру на жизнь, женились на местных женщинах. А потому, пишет Дэвис, "немало европейской крови разбавило местный генетический пул".
Инна Симонова
Федор Чижов
Я "открыла" для себя своего будущего героя в 1982 году, начав заниматься славянофильством[* И. Симонова. Федор Чижов. "Жизнь замечательных людей". Молодая гвардия. 2002.]. Тогда у всех на слуху был спор А.И. Солженицына и А.Д. Сахарова, как должна развиваться наша страна, есть ли у нее свой путь в будущее или ей надлежит взять за образец уже готовые модели государственного устройства на Западе. Позицию Солженицына называли "славянофильской", а точку зрения Сахарова — "западнической". Я хотела разобраться, откуда возникло славянофильство как течение русской общественной мысли.
Был среди славянофилов замечательный человек, имя которого нередко упоминается в связи с именами Александра Иванова, Гоголя, Языкова, Поленова, Саввы Мамонтова, но подробности жизни его даже специалисты-историки знают мало. И это при том, что в Рукописном отделе "Ленинки" хранится его огромный архив, никем до сих пор не прочитанный. Это Федор Васильевич Чижов. Им-то я и решила заниматься.
С первых шагов стало ясно, что личность эта поистине титанического масштаба, напоминающая легендарных "универсальных" людей эпохи Возрождения. Ученый-математик, видный искусствовед, даровитый литератор — все это Чижов. И он же — один из грандов русского делового мира, железнодорожный магнат и банкир. Благодаря Чижову, блестящему публицисту, издателю журнала "Вестник промышленности" и газеты "Акционер", лейтмотивом которых была зашита отечественного производителя, русский национальный капитал начал обретать собственный голос.
Но, кроме небольших статей в энциклопедических словарях, о жизни и деятельности этого человека не было ничего. Были, правда, оттиск речи И.С. Аксакова на панихиде Чижова и две небольшие дореволюционные брошюры. И это понятно. Федор Васильевич засекретил свой богатейшей архив и прежде всего дневники, которые он вел с 14 лет до последнего дня своей жизни, то есть с 1825 по 1877 годы. Свою последнюю запись он сделал буквально в день смерти.