Родина — это метафора, в которой осмысливаются и идеологизируются совершенно особенные отношения государственности и гражданства, метафора, через оптику которой видится и конструируется коллективное единство и определяются границы Своего и Иного.
Родина — не "место" и не "вещь". Продукт культурного конструирования, она прежде всего — "сюжет". На Родину нельзя указать, но ее можно рассказать.
Конструкция Родины обладает практически неисчерпаемым потенциалом порождения фразеологии. Песня, с которой мы начали (слова М. Матусовского) вся целиком составлена из штампов советской патриотической лексики: тут и "весенняя запевка скворца", и "песня, что пела нам мать", и "стук вагонных колес", и "хорошие и верные товарищи, живущие в соседнем дворе". Язык Родины, Отечества, России-Матушки, Святой Руси и т.п., действительно, чрезвычайно заштампован и мало располагает к творческим нововведениям. Эта простота чуть ли не автоматического производства и воспроизводства отличает и советскую патриотическую песню, в свое время поставленную на поток. Это не только и не столько желание "подхалтурить" или недостаток мастерства (Михаил Матусовский — один из лучших и самых любимых поэтов-песенников). Скорее такая стереотипность есть способ бытования Родины в коллективном языковом сознании, особенность Родины как идеологической иконы.
Здесь коллективное сознание поневоле пользуется вторичным поэтическим материалом, в равной степени доступным и политической пропаганде, и ангажированной публицистике, и прочувствованному песенному китчу. Коллективное сознание выступает как переписанная много раз "дурная поэзия". "Красивые" слова о Родине оказываются хоть и тривиальным, но единственно уместным способом переживания стереотипно заданных, предписанных культурным кодом "красивых" чувств.
Интересны результаты опросов студентов и молодежи Петербурга и Москвы. На вопрос, что означает для него слово Родина, человек разражается потоками стереотипных словосочетаний из советской пропаганды, неявными цитатами из патриотической песни, приводит воспоминания детства, как две капли воды напоминающие тексты из школьных хрестоматий, увлеченно описывает личные переживания, не отличимые от эпизодов советского кино, или выражает собственные политические убеждения, как будто списанные с культурных программ политических партий. Таков дискурс о Родине: здесь поневоле цитируют все и всех.
Сама тема Родины как бы способна порождать цитаты и цитаты цитат, устойчиво, систематически транслировать некоторые признаки понятия из одного текста в другой. Это создает эффект неявного цитирования: источник цитирования крайне неопределенен. Это не канонический текст, не авторское произведение, не стихотворение, не афоризм, хотя в каждом отдельном случае он может оказаться и тем, и другим, и третьим, и четвертым. Дискурс Родины можно представить себе как бесконечное цитирование из (псевдо)источника, который, перефразируя средневековых мистиков, располагается одновременно везде и нигде.
Модель производства текстов по описанному принципу, конечно же, не нова — она хорошо известна в религиозной традиции. Священный текст ниспосылается пророку, задача которого передать Божественное высказывание в неискаженном виде.