Среди предъюбилейных публикаций в еженедельнике ОИЯИ "Дубна. Наука. Содружество. Прогресс" недавно были напечатаны "Устные истории Геннадия Горелика". Дубна и ее ученые вошли в орбиту историко-научных интересов нашего постоянного автора давно и прочно.
Нам представляется, что два фрагмента из этих историй добавят живых красок в портрет города-ученого-юбиляра.
Илья Михайлович Франк оставил глубокий след в моей памяти. Его учитель С. И. Вавилов — один из моих любимых трудных героев. Солженицын в "Архипелаге ГУЛАГ" представил его эталоном лакейства, сталинского холуйства и так далее. Его брата погубили, а он прислуживает убийцам! Это, конечно, неверная оценка. Но, порядочно узнав о Вавилове (в немалой степени из того, что писал И. М. Франк), я допускаю, что к концу жизни он сам мог бы горько согласиться с такой несправедливой оценкой. Не согласны, однако, те, кто работали рядом с С.И. Вавиловым, знали его в реальной жизни, видели, как он жертвовал собой, как он защищал даже тех, кто были ему не очень симпатичны, но, как он был уверен, преданы науке и честно делали свое дело. И я, как историк науки, не согласен.
А знакомство с Ильей Михайловичем и с его нежной, преданной любовью к Сергею Ивановичу было для меня замечательно в нескольких смыслах. Во-первых, не я с ним познакомился, а он со мной! Звонок: "С вами говорит Илья Михайлович Франк..." То был первый нобелевский лауреат, который позвонил мне. Было отчего растеряться. "Да, слушаю вас, Илья Михайлович".
— Мы готовим сейчас третье издание сборника о С. И. Вавилове. И мне сказали, что у вас есть какие-то материалы, подтверждающие, что Сергей Иванович заступался за репрессированных.
— Да, действительно, есть его письмо в защиту М. П. Бронштейна.
Оно сохранилось у Лидии Корнеевны Чуковской, но это копия, не оригинал...
А это было уже в конце 80-х годов, когда материалы из Лубянских архивов уже вовсю публиковались. И я предложил: "А почему бы вам не обратиться в архив КГБ? Они, думаю, будут рады вам помочь. Ведь речь идет о событиях давних. И они сейчас с большим удовольствием показывают, как они изменились". Последовала долгая пауза, и затем глуховато: "Я с ними не хочу иметь никакого дела". И по этой фразе нобелевского лауреата можно было представить, что у него на душе накопилось.
Воспользовавшись неожиданным подарком судьбы, я решил обратиться к Франку со своей просьбой: "Илья Михайлович, как я рад вашему звонку! У меня есть очень интересный исторический документ, и хотелось бы с вашей помошью его лучше понять. А, может быть, он вам пригодится для сборника о Вавилове. Это стенограмма актива в ФИАНе весной 37-го года по следам двух событий — с одной стороны, пленума, на котором врагов народа Бухарина и других передали в руки НКВД, с другой, арест заместителя С. И. Вавилова по ФИАНу — Бориса Михайловича Гессена. На активе многие выступали, в том числе и вы. Не могли бы вы посмотреть эту стенограмму и как-то прокомментировать Опять долгая пауза... — "Я там что-то страшное сказал?" — "Да нет. то-то и удивительно. Некоторые упоминали "разоблаченных врагов народа", а вы вообще ни словом об этом не обмолвились. Только о науке, о делах лаборатории..."
Когда я передавал эту стенограмму Илье Михайловичу, то понимал, что не столько жду от него комментария, сколько хочу, чтобы он убедился, что ничего страшного там не было сказано. И что Сергей Иванович Вавилов, который там, на активе, называл арестованного по имени-отчеству и заслонял собой лучших людей, заслуживает не только любви, но и уважения.
Это была совершенно замечательная история, плод реальной жизни ОИЯИ и подарок судьбы. В 1991 году в результате работы в архиве на Лубянке я опубликовал статью "Моя антисоветская деятельность. Один год из жизни Ландау". Через какое-то время получаю письмо на русском языке — с небольшим акцентом, из Германии, автор письма просит разрешения перевести мою статью на немецкий язык. Связались по электронной почте, которая тогда только начиналась. Мне было непонятно, кто этот немец, почему он читает русские журналы, когда Восточной Германии уже нет?.. Со временем я все больше узнавал своего нового знакомого, и на сегодняшний день это один из самых дорогих для меня друзей.
Хельмут Роттер шесть лет работал в Дубне. За это время влюбился в Россию, в историю российской науки, много читал. В Дубне у него остались друзья, которые и присылали ему русские научные журналы. Так он, собственно, на меня и вышел. И в результате перевел не только названную статью, но и книгу, подготовленную на основе моих статей, которые публиковались в журналах "Природа" и "Знание - сила". Книга вышла в Германии в 1995 году.