То же относится едва ли не ко всему. Не венецианцы придумали туризм, карнавал и маски, кафе, игорные дома и лотереи. Оригинальные их изобретения принадлежат в основном к административной сфере, и по большей части это совсем не то, что мы бы оценили. Так, с 1516 года венецианский район Гетто повторил опыт сегрегации, вынесенный Венецией из ее колониальной политики. По ее примеру еврейские гетто появляются в других городах Европы. Она же подала пример установления карантина — увы, едва ли не самой эффективной меры борьбы с эпидемиями чумы. Несколько других полицейских новинок в том же роде завершают список собственных изобретений венецианцев — за одним исключением. Что же это за исключение?
Решающие преобразования в заселении Венецианской лагуны — следствие вторжения лангобардов в Италию после 568 года. Тогда, спасаясь от войны, на островах северной Адриатики осели целые общины беженцев, многие — со своими епископами. Они оставались послушными подданными константинопольского императора и местных властей во главе с дожем. Перемещение в 810 году при доже Анджелло Партечипацио центра островной конфедерации на остров Риальто и стало началом Венеции.
Лагуна стала частью венецианской идеологии. Известный афоризм именовал воды лагуны "святыми стенами родины". Действительно: других крепостных сооружений Венеция не знала. В случае военной угрозы было достаточно извлечь размечавшие фарватер "пати", и лагуна становилась непроходимой.
Но город еще предстояло создать — его знакомые нам топографические очертания оформились лишь к 1500 году. В теперешнем районе Дорсодуро было несколько выходов скальных пород. В остальном Венеция до Венеции представляла собой обширное заболоченное мелководье с множеством едва выступавших из воды островков вдоль русла древней реки, излучины будущего Большого канала.
В фундаментах вырастающего из воды города — лес деревянных свай, вертикально вбитых в липкую грязь лагуны. В старину их никто не считал. О церкви XVII века Санта Мария делла Салуге, правда, известно, что она стоит на 1156627 сваях.
Венецианцы, как водится, хотели себе истории получше. Но подлинные события прошлого мало подходили для роли, которую они намечали для своего города. Прежде всего ему недоставало древности: Падуя считалась родиной Тита Ливия, Верона — Катулла, Мантуи — самого Вергилия, и лишь Венеция, одна среди значительных городов Италии, не имела античного прошлого.
Кроме того, история происхождения Венецианского государства должна была символизировать исконный характер венецианской свободы, то есть игнорировать исторический факт первоначального подчинения Константинополю. Об этой незаживающей идеологической ране венецианцы предпочитали не распространяться.
Официальным началом венецианской истории стал полдень 25 марта 421 года. В пьесе Гольдони "Основание Венеции" оно представлено так. Рыбаки ведут привольную жизнь на островах посреди болот, деля время между рыбной ловлей и любовными романами. Подплывают две лодки. Из них высаживаются рыцари, ищущие пристанища "от ужасов Марса", и предлагают рыбакам свои богатства и свое покровительство. Заключая союз, скрепленный свадьбой юной рыбачки и их предводителя, рыцари обещают основать чудесный город, править им по закону и справедливости и завоевать для его жителей целую империю.
Предание не афишировало роли венецианских дожей. В действительности было время, когда установлению в Венецианской лагуне наследственного монархического правления помешало лишь соперничество могущественных кланов. Затем развитие Венеции в сторону олигархического государства кардинально ограничило власть дожа: он не только не был уполномочен единолично править, но и подлежал дотошному контролю со стороны разнообразных городских советов. Венеция рождается одновременно со своим политическим строем олигархической республики.
С конца Средневековья в Венеции развился своеобразный идеологический штамп. Он преподносил Венецию как идеальное государства, а ее исторические преимущества — как следствие совершенства ее политического строя. Только за четыре десятилетия, с 1413 по 1453 год, Генуя, старинный враг Венеции, пережила четырнадцать переворотов. На таком фоне Венеция выглядит обществом без "политики", по словам очевидца середины XV века, — "лучшим местом на свете после рая".