После Малоярославца молодых офицеров корпуса путей сообщения возвращают доучиваться в Петербург, но Сергей Иванович, к тому времени уже шестнадцатилетний, использует родственные связи — и остается. Его берет в свой отряд муж сестры Лизы — генерал Ожаровский. После сражения при Красном Сергею — золотая шпага с надписью: "За храбрость" К концу года, после Березины, он уже поручик и получает Анну четвертого класса...
Матвей Иванович — 60 лет спустя: "Каждый раз, когда я ухожу от настоящего и возвращаюсь к прошедшему, я нахожу в нем значительно больше теплоты. Разница в обоих моментах выражается одним словом: любили. Мы были дети 1812 года. Принести в жертву все, даже самую жизнь, ради любви к отечеству, было сердечным побуждением. Наши чувства были чужды эгоизма. Бог свидетель тому..."
Чем отличался среднестатистический "сын 1812-го" от своих внуков, правнуков, отцов? Как уловить в их речах, записях, манерах, шутках, огорчениях нечто особенное, что позже, при подобных же обстоятельствах, иначе проявлялось?
...Какова была молодежь 1812 года? Ведь можно подыскать письма циничные, проникновенные, поэтические, бездарные. Но, прочитав или хоть пробежав 10, 100, 1000 таких документов, причем написанных не выдающимися, а обыкновенными грамотными молодыми людьми, можно уловить нечто, именуемое "дух времени".
Мне вот каким представляется "сын 1812-го": юный, более или менее образованный дворянин, офицер; ему 15-20 лет, но он много взрослее своих сверстников из последующих поколений — служит, видал кровь и порох, выходил на дуэли, имел любовные приключения (или. по крайней мере, так утверждает), ездит верхом, фехтует, танцует, болтает по-французски, немало читал и слыхал еще больше.
Эти прапорщики, поручики, воины и танцоры часто пишут и думают так чувствительно, как в наши дни постеснялся бы зеленый школьник. И все же эти юноши были и впрямь чувствительны, воображение их, по теории Ивана Матвеевича, наполняло мир красками.
Это сочетание зрелости и детскости поражает при знакомстве с людьми, жившими полтора и более века назад.
Если есть эпохи детские и старческие, это была — юная. Пушкин скажет:
Время славы и восторгов.
Лицейские, ермоловцы, поэты...
Часто удивляются, откуда вдруг, "сразу" родилась великая русская литература? Почти у всех ее классиков, как заметил недавно писатель Сергей Залыгин, могла быть одна мать, родившая первенца — Пушкина в 1799, младшего — Льва Толстого в 1828 (а между ними Тютчев — 1803, Гоголь — 1809, Белинский — 1811, Герцен и Гончаров — 1812, Лермонтов — 1814, Тургенев — 1818, Достоевский, Некрасов— 1821, Щедрин — 1826)...
Откуда это? Не претендуя на полный ответ, хочу только обратить внимание на одну из причин, которая кажется очень существенной.
Прежде чем появились великие писатели, и одновременно с ними должен был появиться читатель.
Мальчики, "которые, пустясь в пятнадцать лет на воле", они и были теми, кому нужны были настоящие книги. Они, "по детскости своей", еще не нашли ответов на важнейшие вопросы — и задавали их; а по взрослости — думали сильно, вопросы задавали настоящие и книжки искали не для отдохновения и щекотания нервов.
Ну как тут не появиться Пушкину!
Равнодушное, усталое, все знающее или (что одно и то же) ничего нс желающее знать общество для литературы страшнее семнадцати николаевских цензур. Последние стремятся свалить исполинов, но при равнодушии гиганты вовсе не родятся на свет. Но довольно об этом. Война не кончилась...
Матвей: Лютцен. Бауцен, Пирн, Кульм (рана в ногу, два ордена), Лейпциг, Париж.
Сергей: Лютцен (Владимир IV степени с бантом). Бауцен (произведен в штабс-капитаны), Лейпциг (в капитаны), затем состоит при генерале Раевском и участвует в битвах 1814 года: Провен, Арси-сюр-Об, Фершампенуаз — Париж (Анна II класса).
Братья-победители: гвардии прапорщик Матвей — неполных двадцати одного года; Сергей — семнадцатилетний капитан (позже, когда перейдет в гвардию, снизится на два чина и будет гвардии поручик).
В конце марта 1814 в Париже собралась едва ли не половина будущих декабристов — от прапорщика Матвея Муравьева-Апостола до генерал- майоров Орлова и Фонвизина; одних Муравьевых — шесть человек. Первый "съезд" первых революционеров задолго до того, как они стали таковыми.
Кажется, только вчера был пансионат, уроки, куклы с младшими сест- ' рами. И вдруг из детства — в зрелость. Отрочество и юность пройдены ускоренно, как офицерские чины после каждой крупной битвы.