Советская цензура категорически не одобряла публикацию научной фантастики: будущее было внятно изложено в идеологических прописях и обсуждению не подлежало. Роман Подольный, сам писатель-фантаст, с добродушным, но непреодолимым упорством "пробивал" всякое свежее слою в советской фантастике — чем это было чревато для журнала, можно понять по материалам в конце номера. Роман вдобавок учредил в журнале несколько серий, много его украсивших: "Таинственные века", "Один день года" — они, как и многие другие статьи и серии, как организованная позже Галиной Бельской серия "Убийства в доме Романовых", "Россия на качелях реформ", "Женские истории в истории", населяли прошлое живыми людьми, которые страдали, предавали и преданно друг друга любили.
Каждый редактор ведет несколько наук — но Григорий Зеленко обладал эрудицией уникальной. Он занимался биологией, профессионально рассуждал о филологии и лингвистике, был знатоком отечественной истории и особенно увлекался историей Великой Отечественной войны. В годы его работы главным редактором каждый из нас убедился в его умении работать практически с любым материалом, извлекая из него принципиальные идеи, неожиданные повороты мысли.
"Изобретут новую гайку — это нам не интересно, — учил новичков асе "железной" тематики научно-технического прогресса Борис Зубков. — Новый винт — тоже не для нас. А вот гайковинт какой-нибудь — в этом что-то есть". В этом — дух журнала, как и в названии передачи, организованной журналом совместно с радио "Эхо Москвы": "Не так..." Как и в детективно закрученных острых сюжетах Евгения Темчина все о том же научно-техническом прогрессе...
Отряд "высоколобых" пополнила позже Инга Розовская, приручившая философскую мысль в журнале; теперь этим же занялась Ольга Балла.
Новые молодые сотрудники редакции не работали с теми, кто придумал, выстроил журнал. Они принесли новые замыслы, новый язык, привели новых авторов. Но к нам они пришли не случайно — это осознанный выбор не места работы, а места жизни: такая у нас несколько старомодная традиция. Это новое поколение сотрудников редакции само выросло на журнале "Знание — сила", они читали его с детства.
Теперь они его делают. Они пишут о том, что осталось от праздника, когда из него удалились прежние смыслы; о том, что находит и что теряет человек, передоверяя решение своих проблем психотерапевту; о том, измеряет ли тест 1Q на самом деле ум ( или глупость) - или что-то другое; о том еще, как новая царица наук — генетика все меньше напоминает науку и все больше — технологию. Еще о том, как язык и общепринятые обряды руководят поведением людей, придавая им национальную форму. И еще о том, почему у нас так много ученых и так мало своих принципиально новых технологий. О многом другом.
В этом номере они идут по следам акций журнала, ставших вехами в его истории. И обнаруживается, что тема когда-то была выбрана правильно, и точно сформулирован вопрос, на который сегодня все еще ищут - и находят неожиданные ответы...
Живой организм, журнал должен и будет меняться.
И оставаться самим собой.
Они движутся!
К середине XX века в геологии сложилась парадоксальная ситуация: огромный фактический материал, собранный не одним поколением ученые не находил объяснения господствовавшей в то время геосинклинальной теории. Пристальное внимание многих ученых уже было обращено на другую теорию — теорию дрейфа континентов, выдвинутую А. Вегенером еще в 1912 году. Но долгое время она оставалась лишь одной из гипотез — маленьким эпизодом в развитии геологической мысли. Официальная наука отказывалась признать ее и отчаянно цеплялась за идеи фиксизма (в противоположность "мобилизму" А. Вегенера).
Это сейчас понятие "движение плит" стало обыденным, а тогда, в 60-е годы XX века, велись отчаянные споры. Особенно остро это вопрос стоял в нашей стране, где фиксизм занимал прочные позиции. У нас почти вся геология базировалась на изучении стабильных континентальных областей, где практически все можно было объяснить с точки зрения геосинклинальной гипотезы и вертикальных движений, и другой теории просто не требовалось.
И вот в конце 60-х годов к дискуссии подключился наш журнал. Это было весьма неординарно. Обычно достоянием широкой публики становятся идеи и теории, уже принятые официальной наукой. А тут на страницы научно-популярного журнала хлынул поток статей, в которых приводились аргументы в пользу спорной теории.