Б. )Кутовский: Свой, конечно. Но ведь вы понимаете, что брать за критерий иерархии? Знание, известность в мире, уровень мастерства, количество работ? Сегодня критерием является продаваемость и богатство, позавчера были другие...
Ю. Соостер
Помните, как у Чехова: на свете есть большие собаки и маленькие собаки, маленькие собаки не должны смущаться существованием больших собак, они должны лаять тем голосом, какой им Господь Бог дал. Если вам удается "долаяться" до своего потолка и вы понимаете, что вы дошли до своего предела, — вот и красота...
И это главное счастье, а иерархия — это та случайность, которая диктуется социумом и социальными обстоятельствами. Поэтому Кабаков, который сейчас один из суперзнаменитых в мире художников из России, просто очень точно и умно выбрал время, когда сыграть эту игру. Он сейчас занимает чуть ли не первое место по количеству выставок. И занят он только одним — самим собой и деланием самого себя. Если бы он еще не придумывал себе биографию...
Или Эрнст теперь говорит: когда я трепал за грудь Никиту Сергеевича Хрущева... Представляете, сколько бы после этого бы секунд он прожил?
В отличие от Кабакова, тот же Эрнст Неизвестный, уехавший раньше, не попал в "волну". Прошла мода на диссидента, которого когда-то ругал Хрущев. Удача короче жизни. Конечно, я глубоко и всерьез отношусь к таким глобальным проектам Эрнста, как четыре памятника жертвам сталинского террора. Но пока он сделал один...
Г. Зеленко: Иерархии тогда не было и не могло быть. Скажем, большинство считали себя художниками номер один и, думаю, до сих пор считает. Но в принципе каждый понимал, что Эрнст умеет делать это и это. И Эрнст способен на какие-то ходы и неожиданности. Тот же Кабаков способен на другие ходы. Николай Попов, решительно отличаясь по стилистике произведений и образу мыслей, тем не менее способен делать то, что не способен сделать ни один из них. Так же можно сказать и про любого.
Юло Соостер тяготел к размышлениям о мире в очень крупных масштабах. Очень по-серьезному. Он рисовал яйцо — одно, другое, третье; для него эти яйца — попытка умозрительного построения основ мира, размышления над тем, что такое мир.
Б. Жутовский: Соостер был художником интеллектуального строения. Он не мог бы отправиться и рисовать этюды с натуры. Если бы он и пошел рисовать, он бы из этого пейзажа сделал пейзаж мироздания, это была бы первая весна человечества. Первая весна Земли. Или последняя... Просто весна не представляла для него интереса. Он был самым старшим из нас.
Разные были тогда люди... Вот Юло прошел лагерь, ссылку и сохранил непосредственный опыт человека, не включенного в советскую систему. Человек из Европы попал в эту кашу, выжил и всю жизнь сторонился официоза. А рядом был Ромадин, сын высокопоставленного живописца, лауреата Ленинских, Сталинских премий, процветавший под крылом папочки, но процветавший достойно.
Г. Зеленко: А рядом жил Лавров с его удивительными картинками к Лему..
Главный идеолог тех времен Юра Соболев проработал в журнале до 1981 года, после чего до самой своей смерти вел экспериментальную театральную труппу в Царском селе и попутно рисовал.
Б. Жутовский: Юра Соболев занялся любимым делом. Один из главных его талантов — привлекать, воспитывать и выпускать в свет людей. На самом деле, он сейчас наконец-то добрался до того, зачем он, может быть, и родился. Он не художник, не рукодел — ему это делать скучно. Ему придумать, произнести уже достаточно.
Сергей Алимов жив-здоров, стал академиком. Вполне жизнерадостен.
Брусиловский — на Западе.
Бахчанян неожиданно трансформировался из художника в писателя, пишет умные книги. Очаровательные. Начинал он очень смешно в городе Харькове. Была группа молодых ребят, которые, собираясь вместе, придумывали тексты и рисунки, посылали их в "Крокодил" и в разные другие места. В том числе были Бахчанян, Брусиловским и Эдик Лимонов, три приятеля. Они уехали на Запад один за другим.
Н. Максимов: Нарушу сладостные воспоминания бойцов о прошлых сражениях... А возможно ли сейчас собрать уже не тех же художников, на это, понятно, нет денег, а найти, воспитать новых?
Б. Жутовский: Мне кажется, что социум и обстоятельства привлекали художников к редакции, а не наоборот. Идея и ниша приводили людей в редакцию, и таким образом собиралась команда. Наоборот сделать это очень трудно. Можно за уши притягивать эти обстоятельства, фальсифицируя прошлые успехи и одержимость, но уже на другой основе. Теперь это можно решить только деньгами, которых нет.