В дне декабрьском, готовя настенный плакат с нашими маскарадными фотографиями, Брель и нам — любому — придумывал судьбу. В его постановочных кадрах мы без выдуманных нарядов и масок становились другими. Разыгрывали эпизоды своей судьбы, что, может быть, совершается сейчас в какой-то параллельной Вселенной. А вещи — давние брелевские друзья — так и норовили влезть в кадр, чтобы пожить немного, как человечки. Брель и в них переселял душу. Метаморфоз, метемпсихоз.
...Ein, zwei, drei. Брель, трель, дрель. Губы серьезно поджаты. Голова наклонена. Глаза опущены. Видят — мудрый Брельлис — лишь лист фанеры, лежащий перед ним, ластящийся к нему. В эти минуты Брель глух и слеп. Смотрит на естество материала, выбирает, какую частичку срезать, какую просверлить. Он словно вглядывается в тот мир, где нет и в помине людей, а по берегам рек и холмам разгуливают павшие стволы деревьев, перебегают камни руды. Там у всякой вещи своя жизнь — вещий художник Брель это помнит. Каждый атом углерода и кислорода, из которых состоит Брель — случайно, — помнит о том далеком мире, что был до появления людей, ищет ему соответствий. Потом пилу в руки, млат, дрель. Ein, zwei, drei. Контур новой фигуры готов.
...Брель, Brille, стекла очков, ко всякой безделице приставленные. Что там? Гвоздик? Пригодится, пригнан в человечка, что вечно колет других злыми наростами души. Пробочка? Пробитые злом головы пробочками закрыты, будто и не вылетела из них душа, будто живы они — мертвецы! — и живых морочат. А рыбья голова к чему, Виктор Тимофеевич? Растут рыбьи головы на стенах комнат, в которых мы сидим, множат счет к человеку-победителю, поживающему покойно после стольких- то бед, что принес природе. Или ржавая пила, выброшенная кем-то в подмосковной деревушке, ржавевшая в свалке, что на окраине леса (весь великий Лес ныне свалками окаймлен). Шел из темной чащи светлый старичок-лесовичок, посмотрел на лезвие пильное глазками цепкими, как очочки, как брилечки, и пила превратилась в неуспокоенный дух Леса — в волчицу.
... Брель, брести, брел. Само его имя кажется глагольным причастием. Er ist so viel gebrellt! Море Черное расстилалось, и над ним, будто распорядитель всех воль морских, в фуражке и кителе застыл не Беринг и Беллинсгаузен — Брель. Леса, экспедиция, поварские снадобья, котел ароматный — и с хитрой пиратской улыбкой победителя всех пари Брель. Или озера Карелии, а где-то вдали катит свои волны Остзее, и, глядя на улыбнувшегося художника, не могу не промолвить: «Господин барон!» А он через всю страну с рюкзачком потихоньку gebrellt.
...Брель / бред. Ни один привычный знак препинания их не соединит, не удержит вместе. Брель здрав: он бродит по городу светлым, как радость, днем. Собирает кусочки фанеры, обрезки металла, чтобы, породнив их, породить нового деревянного человека. С рюкзачком заходит в редакцию. Сидит, молчит, улыбается, будто его дальний пращур Зигфрид, понимавший речи птиц и зверей. Брель понимает молчание предметов, расставленных вокруг, вслушивается, как вещи говорят в недоступном нашему слуху диапазоне. Брель — мудрец, которому пожалуется на свою беду и брошенный гвоздь, и старый примус, и лампочка в коридоре. Бред же другим — не Брелю. Тем, кто из года в год с утра до вечера сидит — какой бред! — истуканом в офисе. Колонки цифр, экономические страницы, пресс-релиз, выгодная партия товара. Каждую удачную операцию встречают потиранием рук, и всякий раз стены кабинета чуть-чуть становятся ближе. Они сходятся, оставляя человека без пространства, без простора. Брель же, будто стая птиц, пущенная кем- то. Он мечтает, летает, живет — не бредит.
И это все наш Брель! Он с нами, и мы в нем — в им порожденном мире. Ходим среди его статуй, смотрим его коллажи. Мы годами напролет разыгрываем спектакли — то комические, то драмы — в давних его декорациях. И, кажется, что он придумал нас тоже, оставил один на один с дорогими ему призраками. Мы все — его персонажи. Придумай нам что-нибудь доброе, Брель!
Календарь З-С: август
85 лет назад, 4 августа 1922 г., открылась XII Всероссийская конференция большевиков, одобрившая тезис В.И. Ленина: «Нельзя отказываться от применения репрессий не только по отношению к эсерам и меньшевикам, но и по отношению к политиканствующим верхушками мнимо-беспартийной буржуазно-демократической интеллигенции».
70 лет назад, 5 августа 1937 года, согласно решению Политбюро ЦК ВКП (б), в котором была поставлена задача самым беспощадным образом разгромить «всю банду антисоветских элементов», началась великая «чистка». В соответствии с разнарядкой, спущенной республикам, краям и областям репрессии по первой категории (т.е. расстрелу) для начала подлежали 80 тысяч человек, по второй (исправительно-трудовые лагеря) — 190 тысяч.