Тогда развитие системы образования действительно становится иррациональным: если люди средних способностей поднимаются со ступени на ступень все выше, способные вынуждены подниматься еще выше, чтобы подтвердить свое преимущество и право на лучшие рабочие места. Такое поведение совершенно рационально с точки зрения отдельного человека — и совершенно иррационально с точки зрения общества в целом. Хуже того: система все чаще начинает давать сбои, выдавая за реальные фиктивные различия в способностях выпускников, и ее информативность падает настолько, что аттестаты и дипломы вообще перестают свидетельствовать о чем бы то ни было.
Не исключено, что российская система образования уже вплотную приблизилась к черте, за которой начинается безостановочная погоня за дипломами все более и более высокого уровня. Это чревато глубокими структурными дисбалансами на рынке труда. Нехватка работников с низкой образовательной подготовкой потребует либо резко увеличить им заработную плату, либо допустить на рынок огромное количество мигрантов, либо сделать и то, и другое вместе. С другой стороны, девальвация вузовских дипломов приведет к тому, что работники с высшим образованием во все больших масштабах переместятся на рабочие места, не требующие высокой квалификации, которые прежде занимали люди с более низким уровнем образования.
— Выходит, не всегда ум и образование способствуют богатству страны?
— Ум — всегда; образование — всегда; «дипломомания» — вряд ли. Тем более что мы вообще не говорили о результативности российского «человеческого капитала», то есть о производительности труда, которую он дает. А это — разговор особый.
Беседу вела И.П.
Ирина Прусс
Ударники капиталистического труда и прочие люди...
Социально-экономические уклады, как известно из учебников, сменялись, исчерпав весь свой потенциал эффективности: рабский труд уступал в производительности труду свободных людей, индустриальное машинное производство оказывалось намного эффективнее труда ремесленников и рабочих старых мастерских, продукция интеллектуального труда становится выгоднее любой другой, сугубо материальной, изготовление которой и вытесняется из развитых стран в развивающиеся. Проиграв экономическое соревнование с миром капитализма, почил советский режим.
Эта обструганная до прямой линии логика развития вдохновляла многих свидетелей и участников российских экономических реформ конца прошлого века. Неэффективная социалистическая экономика должна была преобразиться в эффективную капиталистическую. Бывший советский народ, удивительно легко отказавшийся поначалу от этого гордого звания, ждал в награду немедленного и немыслимого подъема благосостояния. Не получив — очень сильно обиделся на реформаторов. Так и обижен до сих пор.
Резонно вспомнить о хваленом долготерпении россиян: такие серьезные повороты не происходят не то что в месяцы, но и в десятилетия. Но еще резоннее ответ: надо бы понять, чего именно ждать и как себя вести в этом ожидании — другими словами, от чего зависит исполнение заветного желания оказаться в цивилизованном и непременно богатом мире. Тогда и три года подождать можно, хотя 15 лет с лишком уже прошло.
Мы не испытываем острого недостатка в экономических концепциях, разоблачающих сделанные реформаторами ошибки и указывающих верный путь, на котором мы их быстренько исправим и двинем наконец к светлому будущему. Одна из них, например, указывая на экономические последствия жуткого зимнего холода и огромных пространств родины, говорит о том, что мы в принципе не можем быть конкурентоспособными на мировом рынке. Посему, считает автор, нам надо опять закрыть границы, выпасть из мировой экономики и на собственные деньги (те самые, деревянные, которые нигде и ни на что не обмениваются) налаживать собственное приусадебное хозяйство в масштабах отдельно взятой страны. Как ни странно, автор избегает указывать образцы, хотя такие еще есть, числом один, называется Северная Корея; впрочем, автора, умолчавшего об этом, можно понять. Итак, главное звено — уйти с мирового рынка и запереться на много замков.
