В 76-м, когда Капица помог ему поехать к Тане (младшей дочери) в Канаду, отец сказал: «Я ему все прощаю». И помню, как, узнав о смерти Петра Леонидовича, папа горько плакал, быть может, первый раз в жизни в присутствии других.
Имея в кармане визу и билет на пароход, отплывающий в Англию, отец отказался от поездки по моральным соображениям (всю жизнь вспоминал, как мечтал поработать в лаборатории Резерфорда). Честь и повышенное болезненное чувство собственного достоинства были в основе характера отца. Его стиль — открытость, доброжелательность, желание помочь друзьям, ученикам, всем окружающим, все так не совпадало со стилем Капицы: закрытость, самодостаточность, изоляция. Капица срабатывался только с теми, кто не претендовал на равенство, он требовал полного и беспрекословного подчинения.
Хорошо помню один эпизод моего личного общения с Капицей. Отец был болен и попросил меня зайти к Капице — срочно подписать одно письмо. Это была просьба предоставить жилплощадь женщине, помогавшей дочери А.Ф.Иоффе — Валентине Абрамовне в разборе архива ее отца. Папа понимал, что подпись Капицы под письмом для Ленинградского горкома будет иметь большее значение, чем подпись отца. В моем присутствии Петр Леонидович внимательно прочел письмо и ответил: «Но ведь не разрешат же» и вернул его мне со словами: «Я стараюсь никогда не ставить свою подпись под письмами, на которые будет дан отказ».
Я была потрясена отказом. Ведь это его ни к чему не обязывало. И речь шла о помощи старой женщине, помогавшей разбирать архив его учителя. Думаю, что отказ был скорее потому, что отец его просил об этом. Не удивлюсь даже, если отец специально послал меня к Капице, рассчитывая, что тот мне не откажет. Вернувшись домой, рассказала отцу об отказе Капицы. Отец разъяренно прокомментировал: «Вот скотина!»
Убеждена, что отец очень переживал ссылку Капицы и помогал ему, чем мог. У меня есть записка Капицы к отцу с очередной просьбой. Академик А.В. Шубников, директор Института кристаллографии, в котором я работала, рассказывал мне, что принял Капицу на работу «по просьбе Вашего отца».
При А.П. Александрове (директоре ИФП в 1946 — 1955), старом друге отца еще по Ленинграду, отец расцвел. Сотрудники ИФП и Капица должны были быть благодарны отцу за то, что удалось сохранить институт таким, каким он был при Капице. А что отец получил от Капицы после возвращения из ссылки? Процитирую беспристрастного Шарвина: «С годами его (отца) все чаще посещали едкие мысли о том, что при других условиях он мог бы полнее реализовать свой творческий потенциал». Сколько раз отцу предлагали другие, очень хорошие места работы, но «если я Капице не нравлюсь, пусть он уходит» и все. Продолжал работать и очень, очень страдал.
Мои родители очень любили Анну Алексеевну. Считали ее «добрым ангелом» Капицы. Ценили ее интеллигентность, скромность, независимость. Вспоминали ее помощь нашей семье во время эвакуации в Казани. Когда тяжело умирала наша бабушка, а жили мы в одной комнате, Анна Алексеевна взяла меня к себе в семью. Она бывала и посредником при ссорах отца с Капицей, призывала папу не сердиться на Капицу, простить его.
Дорогой Павел Евгеньевич! Уже нет никого из тех, кто хорошо знал и понимал и отца, и Капицу. Мы, наверное, последние... А история их жизни так занимательна. Вы назвали свою статью «Плечом к плечу», а я думаю «Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянии...»
Буду рада Вашему ответу.
Наташа Шальникова (Тихомирова) 20 сентября 1995 года
В этом неотправленном письме упоминается Таня, младшая дочь А. И. Шальникова, живущая в Канаде. Так далеко она оказалась из-за того, что вышла замуж за чешского физика (И. Патеру), и из-за «Пражского августа» 1968 года. Семья покинула Чехословакию и через некоторое время осела в Канаде.
В 1978 году Шальниковым разрешили вторую поездку к младшей дочери, и они пробыли у нее три месяца.
К тому времени относится письмо — отправленное письмо — ксерокопию которого Т.А. Патера-Шальникова недавно обнаружила в своем архиве и которое добавляет важное свидетельство к нашему сюжету.
Письмо это А.И.Шальников отправил из Монреаля в Кембридж, своему другу Давиду Шенбергу (1911—2004), англичанину русского происхождения, работавшему в Институте физпроблем в 1937—1938 годах.
29 ноября 1978 года по Р.Х
Дорогой Давид!
Так как ты меня переживешь по крайней мере на тридцать три года — пишу все в подробностях для истории. Теперь (вернее не раньше чем через десять лет по «дипломатическим соображениям») ты сможешь на этом и кое-что заработать.