Я, между прочим, впервые вам это рассказываю. Нам удалось объединить усилия, потому что люди, которые это начинали, оказались весьма разумными и масштабно мыслящими. И они создали такое объединение. Варианты названий были разные, например, FSU (английская аббревиатура, означающая бывший советский Союз). Я не мог принять такое название, потому что когда начинается большое дело, слова «бывший» там не должно быть. Возможно только будущее. И родилось такое название — RDMS (это аббревиатура от английских слов, означающих — Россия и страны-участницы Дубны). Сейчас это хорошо известный «бренд» в мире физики высоких энергий, он приобрел большой авторитет. И самое главное, это объединение дало нам возможность принять общие обязательства, и на нас была возложена ответственность за создание ряда систем. Наши задачи включали все — и руководство (менеджмент), полные дизайн и инженерия, конструирование приборов, размещение заказов на производстве, их оплата, монтаж, запуск в действие и дальнейшая эксплуатация в процессе набора данных. То есть это, я бы сказал, некий анклав России и Дубны, стран-участниц на территории ЦЕРН, территории LHC.
Самое интересное то, что эту идею в коллаборации CMS поддержали. Потому что за всем этим стояли крупные институты: и российские, и болгарские, и белорусские, и украинские, и узбекские... Здесь роль Дубны оказалась очень прогрессивной. Вы знаете, что такие постановления, которые должен подписывать председатель правительства Российской Федерации, готовятся и принимаются долго, нелегко, особенно те, что, вообще говоря, выделяют какую-то одну науку из всех наук, а внутри этой науки — какую-то одну программу из всех других программ.
Конечно, такой процесс занял время. Нам повезло, что в тот момент в ЦЕРН находились В. Г. Кадышевский и А. Н. Сисакян. (Академик В.Г. Кадышевский — директор ОИЯИ в 1993-2005 годах, член-корреспондент РАН А.Н. Сисакян — директор ОИЯИ с 2006 года. — Е.М.). Я помню свой разговор с Владимиром Георгиевичем и Алексеем Норайровичем. Не знаю, как это подать, но дело было так. Я объяснил ситуацию, резюмировав вводную часть, что пора брать обязательства. Но Россия со своим последним словом затянула. А нам надо, по крайней мере, уже за адронный калориметр браться, потому что это ключевой элемент всей установки. Мишель Делла Негре, руководитель эксперимента, определил его как флагман RDMS. Самый минимум, необходимый для этой работы, — десять миллионов швейцарских франков. Разговор такой был: «Владимир Георгиевич, надо взять обязательства и за Россию. А потом будем делить, кто за что отвечает. А сейчас Россия не готова...» Сами понимаете, какое было время. Директор посчитал-посчитал и отвечает: «Ну, меня же ведь не посадят!..» И решил взять обязательства: если Россия не сможет — значит, Дубна сделает. Это смелое решение директора Института и стало наиболее острым, ключевым моментом в истории нашей коллаборации. После этого все развивалось значительно проще.
Вскоре в Дубне прошло совещание, в котором участвовали представители ЦЕРН, руководители институтов России и ведущие ученые стран-участниц, и уже состоялся формальный акт организации RDMS. К этому времени был готов проект, который подписали руководители наших ведущих институтов. Первую подпись — от ОИЯИ — поставил Владимир Георгиевич Кадышевский, от Протвино подписал Анатолий Алексеевич Логунов, от других ведущих российских институтов подписали Виктор Анатольевич Матвеев, Александр Николаевич Скринский. И все это произошло до принятия Россией документа об участии в LHC. Постановление было подписано только в 1996 году В.С. Черномырдиным, почти два года спустя. Так что мы сейчас держим в руках (и в тот момент мы его действительно держали. — Е.М.) исторический документ, который, если переходить на газетный язык, можно считать высшим классом менеджмента в науке.
.Вообще, если говорить о менеджменте (хотя мне и не очень нравится это слово), то я убежден: научно-организационное управление должно осуществляться через проекты, то есть научный проект должен быть основной формообразующей компонентой структуры института — именно по этому принципу перестраивает свою работу ЦЕРН.
Мне не хочется никому навязывать свое мнение, но я бы разделил это понятие на две части. Первая — организация научных исследований в глобальном масштабе, а это разработка и принятие долгосрочных планов и программ, их соответствующее финансирование, из этого вытекают стратегические и тактические решения. Вторая — менеджмент проекта, который нацелен на получение новых значимых научных результатов.