Войны XIX века были, как правило, четко очерчены. Несколько сражений, и вот главный итог: капитуляция. Стороны договариваются о мире с аннексиями и контрибуциями, и жизнь продолжается, раны, нанесенные войной, понемногу затягиваются. Современные конфликты расплывчаты, иррациональны. Это состояние «ни мира, ни войны» может длиться, похоже, бесконечно долго. Армиям остается разве что участвовать в боевых учениях, приторговывать оружием, разгонять мирные демонстрации да чинить взорванные мосты и трубопроводы — с остальной работой справляются наряды полицейских и медиков, собирающие трупы после очередного взрыва, после нового «сражения», выигранного неизвестно кем. Это хорошо видно на примере самой показательной войны нового времени — иракской.
В свое время, начиная кампанию во Вьетнаме, американцы опасались, что вскоре вся Восточная Азия окажется во власти коммунистов — Таиланд, Филиппины, Индия и, может быть, даже Австралия. В начале XXI века на вооружение взята та же «теория домино», но с обновленным «апгрейдом»: если в Ираке удастся создать развитое демократическое общество западного образца, то и другие государства Ближнего Востока будут по его примеру строить такое же процветающее общество. Эта теория оказалась всем хороша, кроме одного: в запасе у идеологов «золотого века Ирака» есть лишь ограниченный воинский контингент, а нужен новый народ, потому что местное население в лучших традициях феодализма отстаивает верховенство суннитских либо шиитских идей и в массе своей меньше всего интересуется западными ценностями. Ирак и впрямь послужил примером — примером того, как бессмысленно перегораживать дикую горную реку декоративными пластиковыми ширмами, которые так эффектно смотрятся в застывших, как зеркало, прудах в центральном парке какого-нибудь Тауна или Штадта.
Руководители США были уверены, что американских солдат встретят в Ираке как освободителей. На самом высоком уровне в Вашингтоне сравнивали операцию в Ираке с освобождением Франции в 1944 году. Но если бы тогда, в 1944 году, комментировал происходящее известный политолог Збигнев Бжезински, американцы попробовали задержаться во Франции и, например, воспрепятствовали приходу к власти генерала де Голля, то сразу разонравились бы французам. Вполне возможно, что Америка будет надолго втянута в братоубийственный конфликт в Ираке, и это вряд ли принесет ей какие-либо выгоды.
К тому же власти США, как и в девяностые годы российские власти в Чечне, проиграли пропагандистскую войну. Изображения войны вышли из-под контроля. На них американские солдаты представали в самом неприглядном свете. Пирамиды, возведенные из узников тюрьмы Абу- Грейд, перекликались в памяти с грудами трупов в Освенциме и Дахау. Казни захваченных в плен журналистов выглядели ожившими средневековыми картинами «Плясок смерти». Кровавые теракты на улицах и площадях Багдада звучали отголоском взрывов во Всемирном торговом центре, сообщая о новой капитуляции американцев перед той темной, анонимной силой, что губит империи и рассылает войну во все страны света.
Камбоджийские дети в лагере беженцев в Таиланде в конце 70-х годов. В этом лагере укрывались люди, спасшиеся от солдат армии «красных кхмеров»
Жестокость и нетерпимость исподволь нарастают в недрах самого христианнейшего из миров — европейского общества. Мы уже привыкли к вспышкам ксенофобии у нас в России. Пока молодые копиисты великих бунтарей «выбривают виски и читают в парке Бакунина, потому что Хаким Бея трудно достать», их ровесники, не задумываясь «ни о чем таком серьезном», беспощадно дерутся с молодыми «антифа», панками, при удачном раскладе с ментами и, главное, с «хачиками», «черными», «узкоглазыми». Подобная картина знакома не только нам и объяснима не одним лишь «сложным периодом нашего развития».
В типичной европейской стране — Германии — почти две трети населения недовольны присутствием большого числа мигрантов. Каждый третий считает, что мусульмане ведут себя как хозяева, демонстративно следуя своим традициям, вместо того чтобы усваивать немецкую культуру и жить, «как все нормальные люди». «Это становится серьезной проблемой, с последствиями которой нам еще предстоит столкнуться», — отмечает немецкий исследователь Вильгельм Хайтмайер. В течение десяти лет он проводил опросы населения и убедился, что обычно не испытывают особой неприязни к национальным меньшинствам те,