12 июля — Соглашение СССР — Англия о совместных действиях.
18 июля — признание СССР чешского правительства в изгнании.
28 июля — признание СССР польского правительства в изгнании, денонсация Пакта в вопросе о границах.
29 сентября — 1 октября — начало битвы за Москву, Конференция СССР, США и Англии, создание «антигитлеровской коалиции».
24 июня 1940 года, через десять месяцев после того, как Франция и Англия объявили войну Германии, французское правительство подписало перемирие: вся северная часть Франции, включая столицу, была оккупирована прорвавшимися в мае через Голландию и Бельгию немецкими войсками.
«Нас предали! Это офицеры виноваты! Нет, это правительство Народного фронта! Какое правительство, это буржуи испугались Народного фронта и спелись с фашистами! Нет, это закон о 8-часовом рабочем дне не позволил нашей военной промышленности соревноваться с гитлеровской. Какое, это англичане нас предали. Какие буржуи, это все политики!»
Дороги были запружены беженцами, отступающими частями, просочившимися через линию фронта немецкими танками. Немецкие танкисты, посмеиваясь, подливали бензин в автомобили беженцев. «Они совсем не страшные!»
Смятение, вызванное поражением, было полным.
Подписал перемирие только что назначенный президентом маршал Петэн. Он второй раз оказался спасителем Франции. В Первую мировую войну он не дал немцам захватить Париж. Теперь он спас Францию от полной оккупации, он спас французское государство.
Последствия перемирия выявлялись постепенно. А жить французам — на захваченной или на свободной территории — надлежало сегодня. Исходя из сложившейся обстановки. Действовать же французы привыкли, следуя своим политическим убеждениям. Тем, кто восторгался Гитлером (таковых было мало, но они были), своих чувств лучше было не проявлять. Для тех, кто сочувствовал коммунистам (а таковых было много), Гитлер, может быть, — не сахар, но ведь его поддерживает Великий Советский Союз, да и не Гитлер напал на Францию. Это все буржуи... Или англичане. В оккупированном Париже шли разговоры о том, что теперь вновь будет выходить запрещенная в начале войны коммунистическая газета.
При этом обычные граждане в общем законопослушны, а уж государственные служащие, учителя и почтальоны, полицейские и военные — и подавно. Им это положено по штату, иначе уволят или, того хуже, накажут. Так что выбор поведения был, как всегда, и широк, и узок.
В начале войны у Франции был союзник — Великобритания. Союзник отнесся к перемирию плохо. Предложив командованию французского флота в портах Северной Африки не подчиниться своему правительству и продолжать войну с немцами и встретив отказ («А с какой, собственно, стати?»), англичане этот флот и потопили. Да и вообще рассчитывать на англичан нечего — Гитлер их уже почти завоевал.
Тем временем стало выясняться, что перемирие скорее надо назвать капитуляцией. Немецкой армии была предоставлена возможность занять не только север Франции, но и Атлантическое побережье.
Французское правительство, обосновавшееся в Виши, более следовало предписаниям из Берлина, нежели собственным законам. А как быть с законопослушанием? И как выжить? А семья?
В июне 1940 года французский генерал, советник правительства, переговорил со своими военными коллегами о том, что перемирие — не капитуляция и войну надо продолжать, по крайней мере, готовиться к этому. Понимания он не встретил. Генерал добрался до Лондона и встретился с находившимися там французскими дипломатами. Те тоже пожали плечами — военный вздумал заняться политикой. Принятый недавно назначенным премьер-министром Англии генерал сказал, что представляет сражающуюся Францию, но что он один. «Совсем один? Что ж, я признаю вас одного», — ответил Черчилль и предоставил де Голлю микрофон ВВС. Позднее его выступление 18 июня назвали историческим, но тогда... Кто-то спросил генерала, что, собственно, он делает в Англии. Тот ответил: «Спасаю честь Франции». Французское правительство за нарушение присяги и измену Родине заочно приговорило де Голля к смерти.
18 июня в провинции на севере Франции был расстрелян немцами крестьянин, перерезавший телефонный провод немецкой комендатуры.
В августе избежавший немецкого плена активист компартии, добравшийся до «свободной зоны», познакомился с циркулярами своей партии, где Лондон и Берлин объявлялись общим врагом. Это не нашло отклика в его сознании. Спрятавшись в лесной хижине, он занялся самостоятельным изготовлением листовок иного содержания и созданием первых отрядов «маки».