После фильмов Стивена Спилберга «Список Шиндлера» и Романа Поланского «Пианист» растет интерес к «другим немцам» (см. «З-С», 5/04) — к тысячам безвестных немцев, находившихся в 1933 —1945 годах во внутренней оппозиции к режиму Гитлера. Многие из них погибли, так ничего не сделав и лишь сохранив в душе тайную ненависть к режиму и времени, в котором им довелось жить. Некоторые удостоились благодарности спасенных ими людей, и лишь единицы сами заговорили с потомками, не оправдываясь, но отчитываясь в своих поступках.
Одним из таких портретов на фоне времени, которое не выбирают, стал томик автобиографических записей Вильма (Вильгельма) Хозенфельда (1895 —1952), изданный в 2004 году в Мюнхене под названием «Я пытаюсь спасти каждого». Жизнь немецкого офицера в письмах и дневниках».
В последние годы к ее автору пришла неожиданная известность. В фильме «Пианист» он — один из ярких трагических героев. Немецкий офицер, спасающий юного еврейского музыканта. Тот, словно Робинзон на необитаемом острове, прячется в развалинах опустевшего варшавского квартала, лавируя между «царем-голодом» и «дикарями-людоедами» в мундирах. Внезапно один из людоедов, с которым случайно столкнулся юноша, оказывается едва ли не товарищем по несчастью. Он делится с новым «Робинзоном» едой, одеждой, укрывает от «охотников за головами». Исчезает с появлением Красной Армии, чтобы мелькнуть в фильме еще дважды. Сперва в виде неприметной тени, заключенной в лагерь для военнопленных, — тени в преддверии Чистилища. И затем — в титрах, которые известят о том, что Вильм Хозенфельд умер в лагере. Тень отлетела в Ад?
Родился Хозенфельд не в Аду, а в милой, процветающей Германии конца ХГХ века, в том райском уголке, из которого все его поколение будет изгнано, так и не повзрослев. Свои университеты, как и многие сверстники, Вильм прошел на Первой мировой, ведь в 1914 году, сразу после школы, он был призван в армию. Два тяжелых ранения остались напоминанием об этой поре.
Выпускники сих университетов — ослепшие (отчаяние будет застить им глаза), озлобленные, перепуганные «дети», они обречены годами искать свой потерянный Рай, отзываться на посулы любого ловца душ, кто дает им обет вернуть безмятежный мирок их юности, кто обещает сотворить Рай на земле, отделяя козлищ от овец — евреев от немцев, цыган от немцев, славян от немцев, весь мир от немцев.
Поначалу же, казалось, все будет нормально. В апреле 1933 года деревенский учитель Хозенфельд — он продолжает семейную педагогическую династию — идет вместе со сторонниками новой, счастливой Германии: вступает в когорты штурмовиков. Четыре месяца спустя он становится членом Национал-социалистического союза преподавателей. Наконец, 1 августа 1935 года его, отца пятерых детей, принимают в партию — в НСДАП. Вполне правильная жизнь нормального немецкого человека.
Конечно, его коробит презрительное отношение нацистов к католичеству, но он понимает их позицию — церковь и впрямь погрязла в официозе, она утратила былой «немецко-католический дух». Церковь настоятельно ждет обновления, и эта неуемная критика нацистов, возможно, пойдет ей на пользу. А так все хорошо, лишь бы не было войны!
Вильм Хозенфельд — типичный фашист советского кино
Только в этой жизни рядового партийца все должно было измениться, «если завтра война». Его призвали в армию за несколько дней до начала войны. У всех поклонников Генриха Бёлля те последние мирные дни Европы непременно ассоциируются со страшной жарой, с тихими, раскаленными казарменными дворами, которые как нельзя точнее соответствуют представлению человека об Аде.
В месиво польских боев Вильму не довелось попасть. Его направили в Польшу служить уже на оккупированной территории. Таких, как он, ликвидировали партизаны и подпольщики. Худощавый, статный немец в офицерском мундире — типичный фашист советского кино. Всегда по зову сердца, по приказу партии и всегда на волосок от смерти. И даже если он не делает ничего, от него неизменно исходит некий душок заразы. Кажется, одно его появление несет смерть: на улице, на службе, в польском местечке или еврейском квартале. Образ учителя чернеет на глазах — даже не хочется спрашивать о делах его. Время, повернувшись спиной к «нордическим сновидцам», и не спрашивало о делах их.
Их судили огульно и безжалостно. В январе 1945 года Хозенфельд попал в советский лагерь, предстал перед военным трибуналом и получил стандартные 25 лет лагерей. Вернуться домой ему было не суждено.