А тем временем в печати появились сообщения, что Перельман и вообще собирается уйти из профессиональной математики — он почти полностью порвал связи с коллегами в России и за границей, уволился с должности старшего научного сотрудника отделения Математического института имени В.А. Стеклова в Санкт-Петербурге и живет с матерью на ее скромную пенсию в маленькой квартире на окраине Санкт-Петербурга. Когда двое западных журналистов приехали в Россию, чтобы проинтервьюировать Перельмана, им поначалу было очень трудно пробиться к нему — он не отвечал на звонки и не отреагировал на записку, оставленную в почтовом ящике. Только потом выяснилось, что он неделями не вынимает почту, а из дома выходит лишь затем, чтобы отправиться в Мариинский театр на галерку в очередной раз послушать какую-нибудь оперу.
В этом месте нормальный человек, пожалуй, пожмет плечами и скажет: «Какая же тут загадка? Все ясно и просто. Человек живет на пенсию матери, а сам отказывается от миллиона долларов — не иначе чокнулся на всю катушку. Ну, если хотите мягче, — человек со странностями». Гипотеза соблазнительная, тем более что кое-какие странности за Перельманом замечались и раньше. ^Например, одно время живя в Нью-Йорке, он отращивал длиннейшие, в несколько сантиметров ногти, а на вопрос: «Зачем?» пожимал плечами и отвечал вопросом: «Если они растут, чего я должен их состригать?» А в 1996 году он вот так же, без объяснений, отказался от другой математической премии, присужденной ему Европейским математическим обществом (говорят, будто он сказал при этом, что это общество не способно всерьез оценивать его работы, даже позитивно).
Или еще: отец его эмигрировал недавно в Израиль, а он остался с матерью в России. Причина? «Мне тут лучше работается». Нормальный человек и тут, возможно, пожмет плечами: «Дурак!», но человек вдумчивый скажет скорее: «А что? Может, он и прав. Если ему тут лучше работается, так ведь для ученого это самое важное, разве нет?» Или вот было еще однажды, что в бытность его в Стэнфордском университете ему предложили написать «Курикулум вите», а он на это заявил: «Если они читали мои работы, зачем им мой курикулум вите? А если они хотят прочесть мой курикулум вите — значит, они не читали моих работ».
Это последнее замечание вырази - тельно демонстрирует не столько «странности» Перельмана, сколько замечательную ясность ума и логичность суждения, присущие серьезному, а главное — несуетному человеку. Вот и в личном общении при близком знакомстве он, как говорят его бывшие коллеги и те же журналисты, именно таков — серьезен, скромен, вежлив, сдержан, вдумчив. Ничего от эксцентрика, ничего от безумца. Если его что и отличает, то это высокая аскетичность жизни и суровость предъявляемых к себе (и к другим) этических требований. Как будто он только телесно проживает в общем с нами пространстве, а духовно пребывает в каком-то ином, где даже за миллион долларов не идут и на самый невинный компромисс с совестью. Впрочем, именно это и называют «странностями» в «нашем пространстве». Разве не так?
Советские участники XXIII Междунароной математической олимпиады. Слева направо В. Титенко, К. Матвеев, А. Спивак, Г. Перельман
Тем не менее есть в этой истории упорного отказа от незаурядных премий и почестей нечто загадочное (может быть, как раз упорное нежелание объяснить причины?), и если мы не хотим списать ее просто на «странности», то нужно поискать другие резоны. И тут уже не поможет краткое изложение «сути дела». Тут нужны детали — те самые детали, в которых зачастую скрывается главное. И действительно, при таком детальном, ближайшем рассмотрении история Григория Перельмана перестает быть только его личной историей и приобретает характер общественного явления. Судите сами.
Личная история Перельмана довольно проста — это история «заурядного» математического вундеркинда. Родился в июне 1966 года в еврейской семье; учился в специализированной (математической) школе в Ленинграде, в 1982 году завоевал (с наивысшими показателями) золотую медаль на международной математической олимпиаде в Будапеште, тогда же (в 16 лет) поступил на мехмат Ленинградского университета; в конце 1980-х защитил кандидатскую диссертацию («Седловидные поверхности в евклидовой геометрии») и был принят на работу в Математический институт имени В.А. Стеклова АН СССР.