— Можете, — заявил директор на митинге по случаю присуждения заводу переходящего красного знамени, — вообще на работу не ходить, если работа будет выполнена в срок и качественно.
Произошел естественный отбор: способные мальчики и девочки под руководством старших товарищей овладели профессиями — научились не только мастерски выполнять свои операции, но и улучшать понемногу технологию. Остальные вернулись домой. Одновременно по инициативе директора постоянно увеличивалась «придирчивость» контролеров качества. Те дефекты, что в сорок третьем году с грехом пополам проходили, в сорок четвертом стали недопустимыми. Наши машины так же, как Тбилисского завода имени Димитрова, по всем характеристикам были лучше, чем изделия других заводов, изготовленные по тем же чертежам. Сначала об этом заявили фронтовые летчики, потом подтвердил НИИ ВВС.
— Не числом, — любил повторять суворовский лозунг Л.П., — а уменьем!
Один из первых Як-7 в боевой части
К концу сорок четвертого года в цехах уже не толпы круглые сутки сновали, а отдельные лица неторопливо выполняли сменные задания часто до обеда, хотя выпуск машин увеличился впятеро. После перерыва увидеть кого-нибудь в цеху было нелегко — почти все уже отправились на свои огороды. Порядочная часть их была вспахана по преступному приказу директора заводскими трактористами. Израсходовали на это немало стратегического топлива. Нецелевое расходование. По закону военного времени — уголовное преступление. На «вышку» потянет. Но...
— Нет, — сказал стукачам-разоблачителям прокурор, — в СССР закона против директора, дающего армии оружие, а трудящимся — хлеб.
Получив правительственное задание направить на наш завод семьсот рабочих, власти Заводоуковска (километров пятьсот от Омска) среди рабочего жаркого летнего дня погрузили на железнодорожные платформы указанное число мальчиков и девочек, якобы для разгрузки барж неподалеку. Приятная командировка на полдня. Как были на работе — без вещей, документов, денег, курьерской скоростью, без остановок (еще сбегут!) — приехали на наш завод (отсюда не убежать — охрана строже, чем в ГУЛАГе). Жилье — землянки — для них подготовлено было, но одеть-обуть в преддверии лютой сибирской зимы — задача посложнее, чем теперь обмундировать президентский полк, а их теплые вещи остались дома. Не директорское это дело — доставать ватники да валенки. Но только у него была возможность серьезно, без обычных проволочек, связаться с решающей инстанцией. Только ему боялись отказать. Но часто необходимое действительно достать было невозможно.
Жизнь у этих обманом мобилизованных, оторванных варварски от семей детей старшего школьного возраста была ужасна. Директор делал для них все, что мог, но мог он немного. В землянках и дырявых бараках было холодно и сыро. С огромным трудом «выбитая» одежда и обувь быстро изнашивалась от постоянной ходьбы по бетонным и кирпичным полам цехов.
От барака до цеха натощак не всегда резво пробежишь. Не только прогул, опоздание на двадцать минут по тогдашним законам — уголовное преступление. Карается принудительными работами. Практически — удержанием четверти зарплаты в течение полугода.
— Прежде чем в суд дело передавать, — распорядился Л.П., — разберитесь в причинах. Не вообще, а каждого случая. Может, виноват не нарушитель, а те, кто не создал установленные законом условия жизни.
Расследование «укрывательства» длилось недолго и завершилось показательным процессом над «злостным прогульщиком» — отцом трех малых детей, замерзавших в дырявой халупе, вечно голодных. Этот человек, по выражению военного прокурора, «на правах люмпен-пролетария» работал иногда вместо нашего цеха на хлебозаводе. Оплата там — бракованным хлебом. Часть съедала его семья, часть меняли на рынке на молоко, дрова, керосин и прочие жизненно необходимые припасы. Публика — больше тысячи человек — явно сочувствовала нарушителю дисциплины. Это прокурора бесило. В конце концов, когда отдельные выкрики с места сменились сплошным, с каждым мигом нараставшим гулом, прокурор «сорвался».
Як-3 в полете. В кабине летчик- испытатель Расторгуев
— Все вы, — визгливо закричал он, — лодыри и преступники, от фронта увиливаете и работать не хотите!