— Правда?
Лицо Комиссара вновь пошло пунцовыми пятнами. Руки сами поползли по столу к наглому, валяющему Ваньку, подозреваемому. Лишь чудовищным усилием воли Комиссар сдержал естественный порыв — придушить этого шута, позорящего его, пусть в глазах всего одного, но все же — военного человека. Не оборачиваясь, Комиссар чувствовал, что за его спиной лейтенант улыбается, уже не скрываясь.
— Ну, хватит! — Верховный нетерпеливо поднялся, вновь нависнув над Аполлоном, словно готовый вот-вот рухнуть скальный уступ. — Я изначально знал, что допрос ничего не даст. Эта глупая затея — целиком и полностью инициатива Совета. Моя бы воля, вас, дорогой мой Аполлон, расстреляли бы еще вчера. Без суда и следствия. Однако, благодаря нашему гуманному Совету, я вынужден тратить на вас свое личное время, — Комиссар наклонился к задержанному, упершись в стол широко расставленными руками. — Я спрошу последний раз — вам есть, что мне сказать?
У Аполлона Питиримовича мелко задрожала нижняя губа. Он, не веря, уставился на Комиссара и заплетающимся языком промямлил:
— Расстреляли бы?
На лице следователя отразилась целая гамма чувств — гнев, раздражение, злоба — вот только жалости среди них не было. Комиссар обошел стол, встал за спиной арестованного, положил ему руки на плечи и, наклонившись к оттопыренному, украшенному мелкими черными волосками, уху прошептал:
— У меня для вас чудесные новости, дорогой вы мой. Сегодняшний день станет венцом вашей педагогической карьеры. Вы лично послужите примером и уроком сомневающимся. Не столько вы, конечно, сколько ваша показательная казнь, но согласитесь — без вашего участия, милейший мой Аполлон Питиримыч, это мероприятие провести невозможно…
Верховный Комиссар резко выпрямился, и, небрежно похлопав Аполлона по плечу, двинулся к выходу. Возле лейтенанта он ненадолго задержался, окинул одобрительным взглядом выправку подчиненного и сказал:
— Подготовьте арестованного. И сообщите на все предприятия и подразделения, что сегодня будет сокращенный рабочий день. Казнь состоится в семь тридцать на Центральной площади. Опоздавшим группам — выговор, с занесением в личное дело.
По коридору Аполлона Питиримовича пришлось, в буквальном смысле слова, тащить. Два дюжих молодца под командованием лейтенанта без видимых усилий волокли задержанного, едва касающегося носками стоптанных туфель пола, обитого выцветшим зеленым линолеумом. Ноги не слушались Аполлона Питиримовича. Он мешком повис на руках мордоворотов-охранников и только вздыхал протяжно, когда жесткие пальцы впивались в егодряблые мышцы особенно сильно. Жизнерадостный лейтенант шагал рядом, весело щерился, подбрасывая в руке увесистую связку с ключами. Ключи взлетали в воздух и с веселым звоном ложились в широкую лейтенантскую ладонь. А за мелькающими мимо, забранными решетками, окнами — вот же напасть! — приветствуя раннюю весну, весело галдели птицы. Общее веселье не разделял только Аполлон Питиримович. Даже тащившие его охранники — и те, казалось, получают от этого процесса видимое удовольствие. А лейтенант, к тому же, болтал без умолку.
— …честно говоря, мне вас даже немного жаль, ведь вы всего лишь слепое оружие. Но Комиссар — каков человек! Человечище! Ясно же, что атака из-за Периметра нацелена, главным образом, на наших лидеров. Быть может — на него самого! А ведь не побоялся — лично допрос провел!
Аполлон попытался сфокусировать мысли на монологе лейтенанта. Выходило не очень, но суть он все же уловил. По каким-то немыслимым причинам, Верховный Комиссар должен был опасаться его — простого школьного учителя. Что мог противопоставить он, стареющий педагог, могущественнейшему человеку Города?
— Простите, господин лейтенант, но я, действительно — ничего не понимаю!
Лейтенант бросил на приговоренного снисходительный взгляд, ловко крутанул кольцо с ключами и, копируя комиссарскую манеру разговора, ответил:
— Неудивительно, дорогой вы мой Аполлон, — и тут же громко захохотал. Но быстро справился с собой и свирепо шикнул на охранников, попытавшихся поддержать веселье командира.
— А знаете, Аполлон Питиримович, я вам верю, — чуть позже изрек лейтенант и, предупреждая последующие вопросы арестованного, продолжил. — И Комиссар вам верит. И Совет, как это не парадоксально, тоже. Только вам от этого легче не станет. Вся следственная группа, занимавшаяся вашим делом, на девяносто девять процентов уверенна в вашей неосведомленности. Вы — не обычный шпион. Вы — робот, запрограммированный врагами из-за Периметра. В нужный момент, в нужных условиях, ваша программа должна была сработать и заставить вас выполнить поставленную задачу. Мы уже сталкивались с подобным. И мой вам искренний совет — радуйтесь, что Совет не отдал вас докторам из Института.