Прямо под писателем колыхался Океан надежд. В первый визит в этот мир Ян нырнул в воду с безумной храбростью, но больше никогда этого не делал. Под спокойной поверхностью неслись, перемешивались и закручивались в водовороты, потоки эмоций, желаний и надежд миллиардов людей. Ян точно знал, что это чувства, пока еще не принявшие четкой формы, не сложившиеся в слова и образы; устремления, рожденные подсознанием.
С трудом подавив в себе желание повторить безумный прыжок в воду и раствориться в столь желанных и потерянных эмоциях, Ян стал вглядываться в горизонт. Там в легкой дымке виднелись острова. Но то были не обычные острова из камня и песка, не было там растений и животных. Тем не менее, они были пропитаны жизнью. Каждый из островов состоял из бесчисленных полупрозрачных сфер разных цветов, которые обладали своим магнетизмом, своей силой притяжения — рядом уживались только сферы с одинаковыми цветами. Кому как не Яну Искусному было известно, что каждый шар — это чья-то мечта.
С высоты были видны самые большие острова. На севере — серебристозолотой Остров Богатства; рядом с ним такой же огромный, с высокими обрывами — серый Остров Власти. Заслоненный этими двумя великанами, расположился сравнительно небольшой, сияющий, как утренний луч, Остров Свободы. Именно здесь Ян Искусный первый раз проник в одну из сфер — так появился его первый роман. Тогда писатель еще читал письма, одно из них выражало благодарность и удивление, насколько точно произведение отвечало чаяниям читателя. После этого Ян перестал читать письма, а количество сфер свободы выросло, но не значительно.
На востоке располагались сразу несколько островов, цвет их менялся от голубого до фиолетового, тут были все оттенки синего. Самые большие — Остров Чуда, две трети сфер которого появились благодаря детям; и Остров Веры.
Остров Покоя, насыщенного болотного цвета, возвышался на западе и полностью закрывал от Яна изумрудный Полуостров Истины. Рядом с этими участками суши, как и в других местах океана, иногда поблескивали небольшие скопления сфер всевозможных оттенков и полутонов, но писатель никогда не изучал их внимательно — успех приходит через большинство.
На юге взгляд упирался в Континент Любви с протяженным бордовым Хребтом Страсти и обширной тёмно-розовой Равниной Семьи. Из облаков континент казался тускло красным, но Ян знал, что нет острова с большим количеством оттенков. «То, что нужно», — подумал писатель и ринулся к красной суше.
Приблизившись к континенту, Ян сбавил скорость и медленно опустился на черно-красные сферы берега. Тут писатель был многократно — хороший роман обязательно завязан на любовной истории, конечно, взятой из жизни. Береговые сферы когда-то пропускали свет, имели чистые красные оттенки, но были отравлены ревностью и многие стали почти черными. Несчастная любовь, мечты, дожидающиеся своей смерти — хороший материал для писателя.
Но сегодня Ян посетил этот мир не для того, чтобы собирать материал для нового бестселлера. Ему нужны эмоции. «Выпью яду, разочаруюсь, заболею и буду мучиться — хорошее начало. А потом найду чистый цвет и вылечусь, опять узнаю любовь». — Он подобрал подходящую сферу почти у самой воды. Но погрузиться в неё не успел — услышал какой-то шорох.
Слева по берегу на двух когтистых лапах кралась огромная тварь, вместо передних лап — два огромных серых крыла, которые, медленно двигаясь, издавали звук далекой каменной лавины. Ян Искусный называл этих местных обитателей горгульями. Они были в каком-то смысле утилизаторами — уничтожали мечты погибших людей. Звери поедали мертвые сферы, из которых выливалось содержимое и окрашивало их морды и переднюю часть туловища. Поэтому всегда можно было определить, откуда тварь — по цвету фартука.
Зверюга, с темно-красным фартуком, уставилась на писателя. Обычно горгульи долго разглядывали человека, после чего начинали беспокоиться и даже проявлять агрессию, но к этому времени Ян всегда успевал изучить три-четыре сферы и убраться подальше. Но этот зверь явно не в первый раз видел писателя: медленно приближаясь, горгулья шевелила крыльями и скалила клыкастую морду.
«Не успели забыть, вот почему рано», — в панике подумал писатель. В то же время тварь задрала голову и пронзительно завыла, а через мгновение тишины со всех сторон раздались сотни таких же визгов, вылившись в чудовищную какофонию. По спине писателя пробежали мурашки. Он почувствовал, как животный страх сковывает его.