Но всё изменилось, когда Лёха выпустился из университета. Мне и Семёну оставался ещё год. Грязное московское лето казалось не собиралось заканчиваться, денег почти не было, и фактически нас с Семёном содержал Лёха. Работал ведь только он, то что приносил в дом я со своей смены в кальянной можно было потратить разве что на оплату интернета. Я не могу уже вспомнить деталей того вечера, и очень благодарен за это. Мы разговаривали на балконе, выбрасывая на тротуар бычок за бычком, а Семён сидел в своей комнате, и неизвестно о чём он думал, когда мы оставляли его одного.
У Лёхи был хороший план и уголёк ненависти, у меня плана не было, но вот ненависти хватило бы на целый пожар. Мой друг решил не брать на первое «испытание», как он тогда выразился, своих студентов. Только я и он, лучшие друзья по его мнению. Моей лучшей подругой оставалась Лариса, и я продолжал писать ей, единственный из нашей кампании, и за это я ненавижу себя также, как и за то, что сделал позже. Мы вышли из дома, оставив Семёна тестировать одну из ранних локаций «Чёрного горизонта», сели на метро и направились в сторону одного из небольших банков. RAF начинала с ограблений банков и инкассаторов, и Лёха просто не мог не поклониться своим давно мёртвым учителям. С собой у нас был лёхин ноутбук и купленный не помню уже, где пистолет. Марку я уже тоже, хоть убей, но не вспомню, но что-то отечественное. Пистолет нам был не нужен, но я настоял. Мои мозги были промыты величием Ульрихи Майнхоф и других. Я хотел ходить со стволом, как настоящий герой.
Мы вошли внутрь, и я понял что Лёха всё уже проделал заранее. Одна из сотрудниц, миловидная девушка лишь чуть-чуть старше меня, сразу же узнала Алексея. Они несколько минут о чём-то болтали, пока я настороженно озирался по сторонам. Мне казалось, что всюду камеры и охранники, что полиция может нагрянуть в любой момент, стоит нам только сделать лишнее движение. Усатый чоповец даже не взглянул на двух молодых парней, всё его внимание было сосредоточено на греющейся в фойе женщине. А Лёха между тем просил свою знакомую по старой дружбе распечатать какую-то лекцию. Девушка согласилась, мой друг передал ей маленькую терабайтовую флешку, и сотрудница банка удалилась. Я переживал, нервно смотрел в камеры, а Лёха продолжал улыбаться. Девушка вернулась, передав ему флешку и десяток распечатанных на простом принтере листов, после чего мы вышли из банка и направились в ближайшее кафе. Заказав по чашке горячего чая, мы уселись за столик в углу и Лёха открыл свой ноутбук. Ему понадобилось минуты четыре, чтобы закончить — и с чаем, и с программой. Затем он похлопал меня по плечу и сказал:
— Вот всё и готово. Нужно только забрать наличку.
Я понимал, что это обычное подражание кумирам и какое-то юношеское самолюбование. Лёхе не нужна была наличка, времена действительно изменились, но мы всё равно пошли в банк. Камеры были выключены, усатый чоповец лежал рядом с женщиной, которую не решался выгнать из фойе. У женщины была просто свёрнута шея, а вот охраннику сняли кожу с лица и выдавили глаза. Мне стало… не плохо даже, а скорее холодно. Безразлично. Та часть меня, что была ещё способна на рефлексию и эмпатию выгорела, и я безвольной куклой следовал за Алексеем. Мы прошли дальше, и увидели что большая часть клиентов и персонала мертва. Две девушки, красавицы с силиконовой кожей и пластиковыми органами, спокойно и деловито вытаскивали трахею из горла последней жертвы. Они не обращали на нас никакого внимания.
— В целом, можно настроить программу так, чтобы андроиды были более избирательными, — безо всяких эмоций сообщил мне мой друг. — Научить их отделять угнетателей от угнетённых. На это понадобится время, но ничего невозможного. Как видишь, какие-то подвижки в этом уже есть.
Он казался очень довольным собой. Я не сводил глаз с убитых андроидами людей. Угнетённые умерли быстро, угнетатели кажется пытались сопротивляться или бежать. Даже до фойе никто из них не добрался. Алексей остановился и обернулся ко мне. Он был серьёзен и собран. Он видел всё, что отражалось на моём лице, для него это никогда не было проблемой.
— Мы никогда не отказывались и не можем отказываться от террора, — начал он цитировать Ленина. — Это одно из военных действий, которое может быть пригодно и необходимо в какой-то момент сражения.
Я кивнул и достал пистолет. Лёха дёрнулся, и я выстрелил. Вытер рукоять и крючок о плащ умирающего друга, и положил пистолет рядом. Возможно я надеялся, что Лехе хватит сил выстрелить мне в спину, и этот кошмар закончится. Ему не хватило. Я забрал его ноутбук и флешку, зная что Лёха не стал бы хранить файлы в облаке — только на физическом носителе, к которому ни у кого бы не было доступа. Дома, я вырвал из ноутбука сетевую карту, а затем срезал модуль беспроводного сигнала с материнской платы. Мне нужно было просто выбросить всё это в реку, предварительно отформатировав жёсткий диск и флешку, да и пройтись по ним молотком бы не помешало. Но я не смог. Я открывал новостные сайты, и всё сильнее погружался в отчаяние, спрашивая себя: «А правильно ли я поступил, если и без нашей с Лёхой помощи всё захлёбывается в дерьме и крови?».