— Войдите, — сказал я, кладя одеяло на колени. Машинка на боку жужжала едва слышно. В палату вошла бледная Лариса. Она сжимала губы тонкой ниточкой и смотрела на меня так, словно только что застрелила мою собаку, Ультиму.
Блядство.
Лариса подошла к кровати, посмотрела на человека с билборда. Тот делал вид, что не замечает его.
— Брысь отсюда, — сказала она ему. Никита посмотрел на меня, я только кивнул. Недовольный, он вышел из палаты, не забыв перед этим снова показать Ларисе средний палец. Она не обратила на это никакого внимания.
— Вы так и будете посменно у меня зависать?
— Никит, — Лариса обернулась, посмотрела, закрыл ли за собой дверь человек с билборда. — У нас беда.
— Твой муж больше не собирается оплачивать моё пребывание здесь, — усмехнулся я. Лариса смутилась, а значит, я попал в точку. — Что ты ему сказала? Что я надежда русской либеральной мысли? Что могу помочь вам в вашей борьбе с КорСовом?
— Откуда… — Лариса тряхнула головой. — Да. Он… он надеялся на то, что твои контакты с Лёшей, ну… приведут нас к чему-то.
— И теперь, показав мне пряник, вы осторожно напоминаете о кнуте, — я положил ладонь на руку Ларисы. Всё такую же холодную. — Всё в порядке, я понимаю. Когда нужно собираться?
— Я отвезу тебе к тебе домой, — Лариса пересела на кровать, обняла меня. Я не сопротивлялся. — Прости, прости, прости, пожалуйста.
— Я правда… — мне было слишком комфортно и хорошо в объятиях Ларисы, чтобы лгать ей. — Я правда ожидал чего-то такого. Всё хорошо. Без твоей помощи, я бы просто там кровью истёк и всё. Спасибо.
Лариса отстранилась.
— Просто… — она взяла меня за руки и крепко сжала ладони. — Просто, чёрт. Ну что за хуйня, а…
Я промолчал. Я не мог врать, и не мог говорить то, что думаю. Мне пришлось отвернуться от Ларисы, чтобы не смотреть ей в глаза. Она сжала мои руки ещё сильнее, ткнулась лбом мне в висок. Мне хотелось просто обнять её и ненадолго забыть о том, что происходит вокруг. Но я не мог себе этого позволить.
— Ларис, — я закрыл глаза, чтобы втыкать нож в спину лучшей подруге было не так тяжело. Мне хотелось сказать ей всё, что я думаю, и я почти решился на это. Но Лариса погладила меня по голове, и я не смог вытащить из своего горла ни единого звука.
— Спасибо, — сказала она, и я молча кивнул. Потом чуть отодвинулся, положил голову ей на колени. Как во время учёбы или раньше. Лариса продолжала гладить меня, а я молчал, всё ещё сжимая в руках вербальный нож и стараясь не втыкать его ни в кого, кроме себя.
Часа через пол, мы уже собирались. Вита-машину разрешили на время оставить, и даже пригласили специалиста с «ключом», чтобы тот перезарядил машину новыми ампулами с наркотиками. Разумеется, если бы я её повредил, то вышло бы крайне неловко. Сидеть в тюрьме с едва заросшей дырой в боку. Так что, я старался не слишком рисковать пристёгнутой к боку машинкой. Лариса отвела меня вниз, посадила на заднее сидение арендованного автомобиля. Мне было, не то чтобы хорошо. Просто нормально. Я смотрел на неё и не мог лишний раз открыть рот. Мы доехали до моего дома, Лариса помогла выбраться из авто. Пару минут я постоял рядом с подъездом, опираясь стеной о стену. Лариса просто стояла рядом, держа меня за руку. Мы вошли в подъезд, вызвали лифт. Паутина тишины была липкой и холодной, и я никак не мог сорвать её с лица. Хотелось выть и разговаривать, но я мог только бросать на лучшую подругу короткие взгляды, и тут же отводить глаза. Мы поднялись на мой этаж.
— Нарица, — тихо сказала Лариса, беря меня под руку. — Я же тебя знаю. Говори.
Я качнул головой. Добрался до двери, вставил ключ в замочную скважину. Прислонился лбом к холодному металлу.
— Да скажи уже, блядь! — прошипела Лариса, беря меня за плечо. Я открыл дверь. В квартире все было как прежде.
— Проходи, — сказал я. — Налью чай, у меня было какое-то печенье. Оно не могло испортиться за пару дней.
— Нарица, сука, — Лариса осталась на лестничной площадке, когда я вошёл в квартиру. — Или ты скажешь, или я уйду.
Я повернулся к ней, хотя и так знал, какое выражение лица увижу. Лариса смотрела прямо мне в глаза, такая же как и всегда, почти не изменившаяся за годы. Я только теперь обратил внимание на седые пряди в светлых волосах и морщины в уголках тонких губ. Это всё равно ничего не значило.