Месяц наблюдал с равнодушием. Ничего странного — сначала одни люди окружили других и прорвались к ветхому зданию, теперь они сами в окружении. Но с высоты он видел больше, чем защитники института. Например, то, что из Столицы к Харитонову тянется освещенная им трасса, по ней движутся пять автобусов — современных, комфортабельных. Впереди — патрульная машина с проблесковыми маяками.
На рассвете автобусы подъехали к ИНЯДу.
Глава 7
Такого ажиотажа со стороны журналистов Городская Управа еще не видела. Очередь занимали с рассвета, а после девяти пресс-служба оказалась в осаде. От идеи выдавать аккредитации с фотографией отказались — кто их будет клеить и ламинировать?
Все хотели увидеть штурм ИНЯДа, пользуясь тем, что власти Харитонова пошли на попятную перед всемирно известным каналом «Оупенинг». Говорили, что от него приехала какая-то шишка, чуть ли не программный директор, но в толпе его не нашли — видимо, получил аккредитацию отдельно.
Назначенный штурм перенесли с вечера на утро следующего дня, иначе было не успеть.
— Шеф, без вариантов. Их там прорва. Либо гнать, либо отменять ксивы. — Гошино лицо озарила внезапная мысль. — Может, проведем все по-тихому?
Карп Наумович поковырялся ложкой в твороге, стараясь подставить спину точно под поток воздуха из кондиционера.
— По-тихому, Гоша, уже не получится.
Злость Несусвета по поводу того, что Смык раскрылся в институте, давно схлынула, омыв повинного с головы до ног. Майор Буркун должен был сыграть после штурма, но если так получилось — ладно. Еще недавно ни за что не поверил бы отговоркам вроде «пацан сказал, и я потерял сознание». Сейчас это — весомый аргумент.
— По-тихому, Гоша, нужно было брать их раньше и порознь. По-тихому — не нужно было светиться в ИНЯДе и оставлять там Буркуна. Если борзописцы сообразят, что к чему, такой хай поднимут, что хрен нам, а не валютные кредиты. Мы демократию душим, за что нам миллиарды?
— Так на эту же прессу и миллиарды.
— Это ты понимаешь. И я. А за границей — не понимают, что можно показать по телевизору халву и во рту станет слаще. — Несусвет мечтательно прикрыл глаза. — Говоришь им с экрана, что дороги хорошие — верят. Подвеску на машинах меняют, но верят. Говоришь, что вокруг — зеленый город, верят. Задыхаясь в пыли. Наши люди верят в лучшее, в Европе — не так. — Карп Наумович облизал ложку. — Пусть приходят все. По служебным удостоверениям.
Будто сошедший с небес, Гоша даровал свободу прессе, тушеной в управской духовке.
— Поршни — это обувь из сырой кожи! — крикнул кто-то из защитников ИНЯДа мальцам по ту сторону рынка.
— В падающем лифте нужно ложиться на спину! — ответили оттуда.
Оба выстрела ушли, никого не задев. Зато знатокам стало понятно, кто взял их в кольцо. Здесь школьным курсом не отделаешься.
Из окна директорского кабинета позиции просматривались лучше — сквер перед центральным входом, где расположились интеллигенты, пустая толкучка как буферная зона, рассредоточенные вартовые на обочине дороги. Здоровые в синей пятнистой форме — спецназовцы. Мелкие очкарики в камуфляже — солдаты БС.
Держа планшет подмышкой, Рёшик расхаживал по скверу и объяснял знатокам, почему не нужно ввязываться в перепалку. Те слушали его речи, как приказ в прежние времена. А узнай они, что лидер потерял силу, слушали бы тоже. Разве потерявший руку перестает быть командиром?
— Скоро пойдут на штурм. Применят не только знание, но и оружие. Если расстреляем запас сейчас, потом нечем будет ответить. Подождут, когда мы бросимся в атаку, чтобы прорвать оцепление. Приведут журналистов и покажут, как знатоки используют силу против стражей порядка. Прошу вас держаться до последнего. Станет невмоготу, сдавайтесь.
Со стороны оцепления послышались автомобильные гудки и окрики. К институту мчалась «скорая» с эмблемой частной медицинской компании. Вартовые долго проверяли документы, заглянули в карету и все-таки пропустили.
— Пока не поздно, сдаемся в психушку, — пошутил кто-то из знатоков.
— Странно, — выговорил Рёшик и перехватил планшет поудобней.
За ту минуту, пока машина с красным крестом двигалась к защитникам, в голове сложились два варианта: кому-то в здании плохо; или внутри — солдаты. Из кабины вылезли пассажиры.
— Чего уставились? Разгружайте, — скомандовал улыбающийся Истомин.
— Там много скоропортящегося, — подтвердил Дюжик.
— Если вы имеете ввиду меня, — откликнулся, вылезая из фургона Борис Менделевич, — то вы таки ошибаетесь. Я — фрукт без ограничения срока годности.