— Как изюм, — спростодушничал Аркадий Филиппович.
— Или урюк, — поддержали из строя.
— Если вы так хотите кушать, — сказал Раскин, — давайте, к примеру, разгружать.
Рёшик следил за разговором молча, подошел и обнял гостей по очереди.
По пути в кабинет Истомин рассказал, как увидел сюжет по телевизору и смекнул о насущной потребности. Нанял частную «скорую», позвонил Аркадию и Борису Менделевичу. Проблемой было попасть через оцепление. Дюжику пришлось сыграть смертельно больного, чей личный врач сейчас защищает ИНЯД. Когда вартовые заглянули в фургон, там их встретил адвокат Раскин и объяснил, что больному впору составлять завещание, и вообще — мы не вырываемся из оцепления, а наоборот, стремимся в него.
Пока знакомились с Огненом, Яся приготовила на электроплите яичницу с вареной колбасой и помидорами. Бронский появился, когда перешли к чаю из пакетиков. Обстановка сложилась уютная, и думать о ближайшей судьбе не хотелось.
Прошлую ночь Рёшик и Яся скоротали откровенным разговором.
— Это я передала власти информацию о расколе, а позже — видеозапись, с которой началась боевая глупость.
— Зачем?
— Я хотела, чтобы ты остановился, бросил все и был со мной. Чувствовала, что запись имеет какую-то силу.
В кабинете спорили Ростик и Боря, Бронский водил экскурсию по институту для Мирослава. Вопреки эзотерическим верованиям, ночь не была прообразом смерти. Наоборот, в ней зарождалась новая жизнь, которая продлится после штурма, уничтожения знати и торжества глупости. Страшная жизнь, казалось бы. Но тех, кто может ее боятся, уже не останется.
— А Фира написала твой адрес, когда Огнен просматривал сюжет на нашем сайте.
— Фира вообще оказалась молодец…
— Я знаю, ты любишь ее.
Рёшик закрыл лицо ладонью, подошел к окну и поднял взгляд на потолок.
— Да не было у нас ничего. Не знаю, зачем она все это придумала, лантаноид ей в таблицу.
Истомин спустился в сквер и врачевал желающих знатоков. Произносил медицинские знания, и, казалось, слова блестели при луне, как живительные капли. Увидев в окне Рёшика, Володя помахал рукой.
— Понимаешь, Яся, во время домашнего ареста я понял: все, что мы делаем — бесполезная суета по сравнению с любовью, которая вложена в этот мир и безнадежно утеряна людьми. Я вообще думаю, что этот новый сигнал — и есть изначальная любовь. С нее, быть может, и началась Вселенная. А мы, близорукие и слабоумные, рассуждаем о каком-то Большом Взрыве, теории струн, прочей чепухе. И вот представь: мне, ничтожному белковому созданию дарована часть этой любви — в примитивном, физиологическом понимании. Две части — твоя и Фирина. Как мне быть? Что делать?
Из-за леса показалась зорька, и нежная прохлада опустилась на плечи Рёшика вместе с тонкими женскими руками.
— Я люблю тебя, Игорь.
Он обнял ее в ответ и отвернулся, глядя на рождающийся день.
— Это слова. Звуковые волны. Ты бросаешь камушек, и смотришь, как расходятся круги.
Она уснула на кушетке. От глаз к губам тянулись высохшие соленые дорожки.
В кабинет хозяина «Клика» на цыпочках вошел Стукалин.
— Значит так, — начал Несусвет, не поднимая взгляда от газеты. — Завтра обеспечь прямую трансляцию от ИНЯДа. Как положено: ПТС, пять камер, все дела.
Дима кинулся записывать, но ручка подвела — закончились чернила. Водил немым пером по бумаге: прекратить писанину значило выказать неуважение.
— Но смотри, — продолжал шеф, — ничего ненужного в эфир. Варта предупреждает террористов, входит в здание и без боя выводит преступников.
Стукалин бросил делать вид, что пишет.
— Простите, — он запнулся, — но если террористы не сдадутся? Прямой эфир…
Несусвет покачал головой, отпил глоточек кефиру и прищурился. Стукалина передернуло.
— Скажи, Дима, ты — счастливый человек?
— Н-наверное.
— А знаешь, почему? — Стукалин вжал голову. — Потому что я — не любознательный. Не знаю, что ты берешь у меня миллионы на покупку аппаратуры и сидишь на откатах. Понятия не имею, сколько стоит производство и прокат рекламного ролика, и сколько составляет маржа, заложенная в смету. Абсолютно не ведаю о продакт-плейсменте. Да я и слова такого не знаю. Как хоть пишется?
Дима беззвучно показал пальцем дефис.
— А представляешь, если мне вдруг станет все это интересно? Может ведь получиться, что я тебя не просто уволю, но и на бабки поставлю? — Несусвет сделал паузу и гаркнул: — Может?!