Дима мелко закивал. Он знал о махинациях на телевидении, но природная осторожность мешала пользоваться ими. Максимум, на что отваживался Стукалин — ничего не делать за ту же зарплату. Впрочем, безделье быстро надоедало, и он бросался в омут работы — не успевали спасать. Сейчас Дима понял, что стесняться воровства бессмысленно — все равно при надобности обвинят. А так хоть будет за что страдать.
— Я понял, Карп Наумович, — ответил Стукалин и посмотрел в глаза. — Но наших технических возможностей для такого фокуса не хватит.
Несусвет подавился хлебцом. Постучать начальника по спине Дима боялся, пришлось ждать. Теперь Карп Наумович вперился красными от слез глазами.
— И что нужно, чтобы наших технических возможностей хватило?
— Система «голкипер» — аппарат и софт, — не мигнув, ответил Дима. — Если сейчас закажем, вечером будет, к утру разберемся.
Тоскливо глядя на остатки кефира, Несусвет сделал круговое движение чашкой.
— И зачем нам голкипер? Мы же не спорт снимаем.
— Очень просто…
Стукалин давно хотел освоить эту программу, договорился с дистрибьюторами, попросил придержать. Не было повода, чтобы попросить деньги. Но теперь и повод нашелся, и откат можно брать смело.
Карп Наумович прочистил нос, повернул его к зашторенному окну, чтобы попали тусклые лучи, чихнул. Крошки на столе взметнулись, слетев на ковер, кефир качнулся в чашке.
— Ладно, давай счет-фактуру, — подвел итог Несусвет.
Если бы нужная бумага оказалась у Димы под рукой, шеф наверняка заподозрил бы неладное. Счет лежал в столе приблизительно месяц — без даты. Стукалин попросил полчаса.
Допив ненавистный кефир, Карп Наумович набрал по телефону Гошу. Тот звонил во время беседы, а шеф не брал трубку.
— Я насчет журналистов, — поинтересовался Смык, — где их завтра поставить и вообще — что с ними делать?
— А вот что…
Сочащийся через жалюзи свет ложился ровно нарезанными кусками на ковер.
Глава 8
На окраине города сидит ребенок-ИНЯД. Одна нога тянется вдоль дороги, вторая — по щиколотку тонет в мягком лесу. Корпусами-руками ребенок упирается в землю, боясь упасть на спину. Утро его радует и печалит одновременно. Радует, потому что солнышко светит, но не печет; люди спешат на работу, а он никуда не спешит — сидит себе, наблюдает. И печалится, потому что его любимая игра заканчивается — придут дяди, выроют яму, забором огородят. Иди, играй в другом месте.
Зато начинается не менее интересная игра — в солдатики.
— Последний раз предлагаю — идемте со мной. — Варгашкин с коробкой наперевес вещал в коридоре защитникам. «Идемте» прозвучало, как «идемтсе». — Вы — ученые, а не бандиты!
— Зато и не барыги, — ответили из коридора.
Варгашкин махнул рукой, чуть не выронил коробку и посеменил в сторону выхода.
Судьба упрямцев интересовала его в высшей степени — поди потом, доказывай, что новый торгово-развлекательный центр построен не на костях. Сочтут проклятым местом, да еще и на отшибе, нос воротить станут. В рекламу придется вложить — мама дорогая! Нет, все-таки мысль с оптовым рынком не такая и сумасшедшая. Надо будет повторить ее Гоше. Оптовики — люди без суеверий, им все равно, где брать товар, лишь бы дешевле.
Тем временем Бронский наладил установку термоядерного синтеза в режиме бомбы. Оставалось в нужный момент нажать «ввод».
В приемной директорского кабинета поставили Огнена. Незнание русского спасет от атакующих фраз, знание английского нанесет урон штурмовикам.
Бронский занял позицию в той части коридора, куда выходила лестница. Оборудовали баррикаду из мебели — за ней укрылись ИНЯДовцы, вооруженные экспонатами из музея и лабораторными принадлежностями.
На первом рубеже разместились Дюжик и Истомин. Здесь будет самая каша, в которой понадобятся защита и медицинская помощь. Борис Менделевич занял место в радиоузле, Яся крутилась с веб-камерами — настраивала онлайн-трансляцию. Куда-то подевался Ростислав, последний раз его видели в пролете запасной лестницы.
Майор Буркун выглядел потерянной пружинкой в механизме: сидел на подоконнике, глядя пустыми глазами на огороды, и жевал огурец.
Позже в кабинете директора обосновался Пользун. Оценил ровный строй вартовых, застывших перед атакой. Сам себе Рёшик казался винтовкой с холостым патроном — находит мишень, целится. Никто не упадет после этого выстрела, опасней крикнуть в форточку: «Паф!».