— Случаи разные. Медицинские.
— А повтори, коротко.
Истомин повторил.
— Про кожу я знал, — сказал Рёшик по пути к Володиному автомобилю. — Про мочки — тоже. Желудочный сок растворяет монеты — слышал. Тело состоит из десяти триллионов клеток — знаю. А вот то, что женщины моргают в два раза чаще, чем мужчины, — запомню.
Пользун сел на переднее пассажирское сидение, сзади охая расположился Дюжик.
— Тоже мне новость. — Истомин включил первую передачу. — То, что я тебе рассказывал, знает каждый выпускник мединститута.
— Возможно, — отозвался Рёшик, разминая плечо. — Но не каждый врач умеет зарастить колотую рану. И не каждый социолог может установить защитный барьер.
Некоторое время ехали молча, просеивая через себя новые сведения. Первым очнулся Аркадий Филиппович:
— Игорь, ты хочешь сказать, что мы с Володей — особенные?
Рёшик спросил разрешения закурить.
— Уверен, что особенных больше. Собрать бы их в одно время в одном месте и шарахнуть по мрази от души. — Он прочертил огоньком сигареты косой след.
Дюжик закрылся рукой, будто замахивались на него. Истомин прищурился и забарабанил ладонями по рулю. Пользун выбросил окурок, разрезав огоньком темноту.
Игоря привезли к подъезду. На лавочке дожидались трое.
— Как думаете, они знают дату рождения Пушкина? — спросил Рёшик.
— Только если это фамилия собутыльника, — ответил Истомин. — Рёшик, тебе помочь?
— Не надо. — Пользун вышел из машины. — Справлюсь.
Дюжик и Истомин из машины наблюдали, как трое обступили Игоря. Через закрытое стекло было слышно не очень, но поняли, что речь о деньгах — Рёшик отказался платить. Потом фраза — и трое лежат пластом.
— Выходите, Аркадий Филиппович, путь свободен, — сказал Пользун, открывая пассажирскую дверь.
Зашли в подъезд, вызвали лифт.
— Все-таки не помнят дня рождения?
Рёшик помотал головой:
— Одного Пушкина на троих хватило.
Створки раскрылись, на полу кабины блестела вонючая лужа. Дюжик развел руками, а потом правую приложил к сердцу.
Глава 9
Сквозняк смахнул пыль с экспонатов.
— Проходите, Георгий Петрович, в нашу святая святых.
Варгашкин чуть наклонился, делая приглашающий жест. Гоша Смык сунул руки в карманы и, насвистывая, проник в комнату, где располагался музей ИНЯДа.
По периметру стояли шкафы со стеклянными дверцами и витрины, за которыми томились причудливые творения ученых. Модели и механизмы жили, как заключенные в общей камере: места мало, салаги прибывают. Приходится отбивать нары у слабых. Гипсовый бюст старика завалился на проволочный куб с шариками по углам. Стенд с фотографиями норовит стукнуть стоящую под ним стеклянную посудину. Из полураскрытой дверцы рвутся на волю зашнурованные папки.
На пыльном столе в середине комнаты зияют круги — большой и два поменьше. Так выглядят знаки, оставленные инопланетянами американским фермерам.
— Ох, извините, — пробормотал Варгашкин и принялся вытирать пыль попавшимся под руку вымпелом. На весь стол терпения не хватило. — Это, наверное, к сторожу товарищ заходил. Ну я ему покажу ночные застолья…
Гоша в ответ хмыкнул и вихрем облетел стол, рассматривая экспонаты. Руки просились потрогать забавные штучки, но Смык сдерживался. Когда увидел древнюю динамо-машину, все-таки не выдержал и стал крутить ручку.
Высокий гость пожаловал в институт внезапно, цель визита неизвестна, чем дело кончится — непонятно. Варгашкину оставалось наблюдать с глупой улыбкой, не смея возражать.
Диск раскрутился на полную, в рогатке динамо-машины проскочила искра. Смык отпрянул, Кирилл Денисович дернулся.
— А это что за байда? — Гоша показал на подвешенные к одной перекладине шарики. Не дожидаясь ответа, схватил два из них и начал перекатывать в ладони. — Для успокоения нервов?
Заместитель по науке сам не знал, что это. Мог бы восстановить название по инвентарному номеру, но такой целью не задавался. От физики он был далек, узнавать ближе не хотел. И так забот хватает.
— В какой-то степени, — Варгашкин держал улыбку. Дескать, это совершенно другое, но для вас пусть будет тем, чем хотите. — Успокоитель нервов.
Прикосновение к науке произвело на Смыка впечатление. Люди бились веками над загадками природы, а он легко трогает удивительные изобретения. Следующей жертвой пал динамометр. Им Гоша подцепил портрет «длинноносого фраера» (Роберта Гука) и раскачивал, следя за пружиной.