— Вот она, Белл!
Я взял из рук Аллена Клинтона пожелтевший и заплесневелый том, буквально выкопанный из своей книжной могилы.
— Это должно быть примерно в середине книги, — с нетерпением продолжил он. — Ты сразу узнаешь эти большие черные древнеанглийские буквы.
Я перелистывал страницы с семейным древом и другими архивными записями Клинтон, пока наконец не наткнулся на то, что искал. Это было то самое проклятие, преследовавшее семью с 1400 года. Медленно и с большими затруднениями я расшифровывал эти ужасные обрекающие слова.
«И в том подвале стоит гроб, гроб не человеческой формы, который не принимает ни одна святая земля. Здесь он и останется проклятием рода Клинтон, передающимся из поколения в поколение. Как только душа покидает тело первенца-наследника, она становится стражем двери в этот подвал и должна охранять ее денно и нощно. Беспрерывно должна душа эта всеми правдами и неправдами держать дверь закрытой, пока сын не выпустит душу отца из часов и, умерев, не сменит его на этом посту. И любой вошедший в подвал станет узником души-стража и останется здесь, пока та не отпустит его».
— Что за жуть! — сказал я, смотря на молодого человека, наблюдавшего за мной во время чтения. — Ты же сам говорил, что этот подвал еще никто никогда не видел. Думаю, что его существование не более чем миф, и конечно проклятие, лежащее на душах всех первенцев и заставляющее их сторожить дверь, просто абсурд. Материя не подчиняется колдовству.
— Самое странное в этом всем то, — ответил Аллен, — что все описания Аббатства, на которые ссылается эта запись, были обнаружены. Но именно этот подвал с его ужасными содержимым найти не удалось.
Безусловно эта легенда была очень любопытна, и я допускаю, что она произвела на меня некоторое впечатление. Я даже вообразил, что когда-то где-то уже слышал нечто подобное, но мне не удалось точно воспроизвести это в своей памяти.
За три дня до того я приехал в Аббатство Клинтон охотиться на фазанов.
Был уже вечер воскресенья. Вся семья, кроме старого сэра Генри, Аллена и меня, была в церкви. Сэр Генри (к тому времени ему было уже около восьмидесяти лет), хронический инвалид, отправился в свою комнату на послеобеденный сон. Младший Клинтон и я пошли на прогулку по окрестностям, а вернувшись, возобновили наш разговор о семейной истории. Когда дело дошло до легенды о родовом проклятии, дверь в библиотеку тихонько отворилась, и сэр Генри в своем черно-сиреневом пиджаке, очень сильно контрастировавшем с его белоснежными волосами и бородой, зашел в комнату. Я встал со стула, подал ему свою руку и проводил до его излюбленного кресла. Как только он со вздохом опустился в его роскошную глубину, на глаза ему попался старый том, который я недавно положил на соседний стол. Он нагнулся вперед, взял книгу в руки, и посмотрел на своего сына.
— Это ты брал книгу? — резко спросил он.
— Да, отец. Взял, чтобы показать ее Беллу. Он интересуется историей Аббатства и…
— Поставь ее на место сейчас же, — прервал старик, его черные глаза на миг озарились внезапной страстью. — Ты ведь прекрасно знаешь, что я терпеть не могу, когда мои книги лежат непонятно где, особенно эта. Постой, дай-ка лучше мне ее сюда.
Он с трудом поднялся с кресла, взял книгу, запер ее на ключ в одном из ящиков своего письменного стола и вернулся на место. Его руки дрожали; он сидел будто охваченный внезапным ужасом.
— Ты говорил, завтра к нам приезжает Филлис Керзон? — теперь уже с раздражением спросил пожилой человек сына.
— Да, отец, конечно, неужели ты не помнишь? Миссис Керзон и Филлис приезжают на две недели. Ах, точно, — добавил он, вставая со стула. — Ты мне напомнил о том, что я должен сходить сказать Грейс…
Остаток фразы потерялся за захлопнувшейся дверью. Как только мы с сэром Генри остались одни, он посмотрел на меня долгим молчаливым взглядом. А потом заговорил:
— Прошу прощения за резкость. Я сам не свой. Не понимаю, что со мной происходит, я словно распадаюсь на куски. У меня бессонница. Думаю, что мне уже не долго осталось, и очень беспокоюсь за Аллена. Дело в том, что я отдал бы все что угодно, чтобы остановить эту помолвку. Я хочу, чтобы он никогда не женился.
— Очень печально слышать это от вас, сэр, — ответил я. — Я был уверен, что вы, как отец, должны хотеть видеть своего сына счастливым.
— У большинства мужчин так и есть, — последовал ответ, — но у меня свои причины желать совершенно иного.
— Что вы имеете в виду? — не удержался я.