Парень внимательно посмотрел ей в глаза и кивнул.
Ему полегчало, хотя он еще чувствовал сильную слабость. По крайней мере, в голове все прояснилось.
— Я… Алексей, — единственное, что он смог из себя сразу выдавить.
Честно говоря, не знал он, что ей ответить. После всего произошедшего с ним, Алексей самому себе напоминал волчонка, брошенного стаей на растерзание злобным псам. Угроза и опасность чудились ему со всех сторон.
Что ему было ответить? О чем говорить? Разве мог он доверять этой женщине? Ведь одно неосторожное слово, и он снова окажется в подземной тюрьме. Только на этот раз, его закроют окончательно.
Почти дом, почти мир
Солнечный лучик осторожно заглянул в окошко, затянутое по краям причудливыми морозными узорами. Коснулся золотистого бока бревенчатой стены и медленно пополз вниз, к белоснежной подушке, где и застыл.
Уже проснувшийся, но продолжавший нежится в кровати, Алексей, улыбнулся и зажмурился. Хорошо было. Пожалуй, он уже и не помнил, когда ему было точно также спокойно, как сейчас. Тревожный комок внутри него разжался и полностью исчез.
— Мр-р-р-р-р-р, — от заполнившего его ощущения тепла и безмятежности, он даже замурлыкал. — М-р-р-р-р, — очень натурально получилось изобразить кота. Сразу же представлялся толстый пушистый котяра, что, выпустив коготки, тянулся на мохнатом коврике.
Тут кто-то тихо хихикнул. В комнате, где лежал парень, явно еще кто-то был. Он повернулся к двери, немного привстал над подушкой и увидел вчерашнюю егозу в веснушках. Малышка лет трех — четырех в безразмерном пушистом белом свитере, тянущимся почти до ее колен, выглядывала из-за полуприкрытой двери и улыбалась во весь рот.
— Плямо как нас кисик, — кроха толкнула дверь и, быстро оглянувшись назад, на цыпочках зашла в комнату. — А цалапать мозесь? У тебя цалапки есть? — она с деловым видом взяла его ладонь и начала рассматривать ногти парни. Тот, тоже посмотрев на них, с сожалением признал, что они у него изрядно отросли и, пожалую, стали напоминать когти. Что поделать, в бесконечном водовороте безумных событий последних дней у него совсем не было времени следить за собой.
— Тосно, как у нашего кисика, — закончив изучение, проговорила она. — Хм… Мама сказала, ты какой-то стланный… Смотлю, а ты совсем не стланный. Ты холосий. Холосий ведь? — на Алексея настойчиво уставился доверчивый детский взгляд, под которым ему стало немного неуютно. — Я визу, сто холосий. Исо мама говолит, стобы я с тобой не лазговаливала… Ой, а я лазговаливаю. Ты только ничего ей не говоли. Пазялуйста.
Девчушка лукаво улыбнулась. Стало ясно, что она прекрасно помнила слова матери. Просто ей поговорить хотелось.
— Не бойся, я ничего ей не скажу, — невольно ей улыбнулся парень и, протянув руку, потрепал ее по кудрявой шевелюре. — А что еще твоя мама про меня рассказывала?
Девочка, добрая душа, тут же расцвела. Как же, ее «взрослый дядя» слушать будет, и она может что-то рассказать. И начала…Алексей тут же превратился в «одно большое ухо». В его положении любой источник информации приобретал особое, можно сказать, жизненное значение. Кто знает, вдруг именно слова этой девчушки с лицом, покрытом конопушками, спасут ему жизнь.
— … Мама говолит, что у нас за-ка-з-ник, — последнее слово она выговорила с трудом и по слогам, видимо не просто оно ей давалось. — Поэтому никому низя сюда ходить… Скусно тут, — грустно протянула она. — Не с кем иглать. Валька в школу ходит и там иглает. А мне с кем? С Тимкой что ли? Он бадается и пахнет от него плохо.
Кивавший на каждое ее слов, Алексей сделал вывод, что посторонние люди здесь не часто бывают. Это было ему на руку. Он мог немного отдышаться от этой бешенной гонки, привести себя в порядок, поразмыслить о будущем. После же во всеоружии, наведаться к тем, кто его предал.
— … А мама ведь знакалка! Человеков лечит, — вдруг воскликнула Мила, видимо, вспомнив еще что-то интересное. — Знаесь, как мне пальчик вылечила? Во! Смотли! — девочка, задорно тряхнув кудряшками, показала ему свой указательный палец, на подушечке которого едва проглядывал крошечный, почти затянувшийся, шрам. — Я о стеклышко полезала. Раз! Кловь блызнула! А я не испугалась. Дазе не плакала, — она села на краешек кровати. — Только немного больно было, — чуть тише, доверительным тоном добавила она. — Мама увидела и залугала меня, а потом погладила… Вот так махнула у пальчика… А исчо к нам мальчик с костыликами приезал. Сказал, сто совсем сам ходить не мозет. А мама полечила его…
У Алексея против его воли челюсть поползла вниз. Он, конечно, слышал про магов-целителей, но никогда не сталкивался с ними. Это часть магии, как ему рассказывали в гимназии, была крайне сложной и способности к ней проявлялись у незначительной части одаренных. Дай Бог, если каждый тысячный из магов имел хоть какую-то склонность к целительству. Сильных же знахарей или знахарок, вообще, наперечет было. Ведь залечить порез на пальце и исцелить от паралича было, как говорится, две огромные разницы. Мама Милы, получается, была довольно сильным магом-целителем. Может это и объясняло, почему она со своей семьей жила именно здесь, в этой глуши.