Понимая, что от ее назойливого внимания не избавиться, парень кивнул. С вешалки схватил безразмерный пуховик, который ему презентовали для прогулок. Ведь, звали его, по всей видимости на улицу.
— Посли-посли, — то и дело оборачиваясь, Мила шла к входной двери. — Сичас показу, — натянула на себя короткую шубку, на голову надела вязанную шапку с длинными ушами. — Быстее, — и юркнула на улицу.
Улыбаясь, парень вышел за ней. Та, вот егоза, была уже у сарая, откуда парня вчера и вытащили. Значит, девчонка звала его на черного козла смотреть, который вчера Алексея напугал.
— Меня от этого рогатого черта вчера чуть кондратий не хватил, — пробурчал Алексей, осторожно ковыляя по припорошенному снегом двору. — Надо же, решил, что опять оказался на той проклятой станции Ольверк-19. Б…ь, до сих пор мурашки по спине бегают… Козел, падла, напугал.
Стыдно было признаться, но в бреду он, действительно, решил, что оказался в лапах пришельца. Ведь боевая особь инсектоидов очень напоминала силуэт рогатого животного. Рога казались хитиновыми наростами, бородка — нюхательными щупальцами.
— Алесей, Алесей, — раздался от сарая нетерпеливый детски шепот. — Смотли! Быстее!
Парень осторожно распахнул дверь, сколоченную из толстых досок. Когда глаза привыкли к полумраку, то ему открылась удивительная картина. Здоровенный, под полсотни килограмм, черный козел с мощными рогами с явным удовольствием лизал кусок ватмана, на котором была нарисована половина капустного кочана. Время от времени козел прекращал это занятие и начинал пялиться на рисунок. Алексей готов был побожиться, что козел был в самом натуральном шоке. Он видел капусту, чувствовал ее запах. Когда же пробовал ухватить ее листочек, то получал лишь безвкусную бумагу.
— Видел, видел? — восторженно шептала Мила, тыча рукой в козла, ожесточенно вылизавшего нарисованную на бумаге капусту. — Так ему и надо. Он злой! Только маму любит. А меня бодает… Посли. Я тебе лодник показу. Он холодный-холодный.
Детская ручонка схватила парня за рукав и потянула его куда-то во двор. Он безропотно последовал за ней. Чувствовало, егоза все равно не успокоится. Наконец, ему все равно гулять нужно. Почему бы и не сходить к роднику?
Идти оказалось не так далеко: метров семьсот — восемьсот примерно. Шли они по узкой тропинке, вокруг которой возвышались мощные узловатые дубы. Их ветви тянулись далеко в стороны, щедро осыпав землю желудями.
Сам источник начинался в аккуратном бревенчатом срубе серебристого благородного оттенка, кое-где подернутого зеленоватым мхом. Смотрелось особенно красиво, напоминая красиво обработанный малахитовый камень. Засмотревшись, парень присел на корточки и осторожно коснулся бревенчатого спила.
— А водица хороша, — протянул он, прильнув к деревянному ковшику с зачерпнутой водой. — Ледяная… Зубы даже ломит, — на языке остался характерный железистый вкус. — Железа много.
Русло небольшого ручейка, змеившегося от сруба, было окрашено в оранжево-бурый цвет.
Он еще долго так сидел возле родника, любуясь журчащим ручейком и разноцветными камешками в воде. Девчушка что-то все это время рассказывала ему, смеялась, поднимала с земли желуди и швыряла их куда-то в сторону.
В какой-то момент Мила начала дергать его за рукав. Видно, что ей уже наскучило это занятие и хотелось чего-нибудь новенького. Тут она замерла и начала шумно дышать.
— Алесей! Вкусно пахнет! Пилоски! Пилоски с капустой! Мама пилоски делает! — взвизгнула она, начиная подпрыгивать на месте. — Пилоски, пилоски! Алесей! Побезали!
Она снова и снова дергала его за рукав пуховика. Нетерпеливо притоптывала ногами. Парень же никак не реагировал. Совсем никак. Не шевелился, каменной статуей стоял.
Прямо за невысоким бревенчатым срубом, где бил ледяной ключ, сидел медведь, которого что-то разбудило и вытащило из берлоги. Его черная фигура, чуть припорошенная снегом, выглядывала из-за сдвоенного березового ствола. Мощная башка с покатым лбом тянулась вперед и шумно вдыхала воздух.
— Иди отсюда. Мила. Уходи, — с трудом выдавил из себя Алексей; горло внезапно пересохло, слова казались колючими, тяжелыми. — Быстро уходи. Только не шуми…
Парень загородил Милу телом. Дрожащей рукой начал толкать ее прочь от себя и молился, чтобы она, не дай Бог, не издала ни единого громкого звука. Куда там! Недовольно сопя, та вылезла из-за него и уставилась в сторону родника. Едва только увидела медведя, тут же испуганно вскрикнула.