— Исо кубик давай! Алесей! — из раздумий его вырвал требовательный голос Милы, которая дергала парня за рукав свитера. — Не спи, — маленькая ладошка тянулась к нему, загребая воздух. — Тот давай.
Отложив в сторону зеленый кубик, он протянул ей красный. Получив желаемое, та отстала от него и вновь начала деловито перестраивать свою пирамиду.
«… А почему нет? Вдруг я тоже смогу лечить людей, как она. Кто знает. Обязательно попрошу ее… Я ведь тогда такое смогу сделать…».
Учить, мать его, учиться, а потом женит… Нет, потом, биться.
Идея стать целителем не отпускала его ни днем, ни ночью. Алексей вставал с этой мыслью, с ней же и засыпал. Не раз и не два говорил с Захарьиной про свое ученичество. Намекал, просил, жалостливо вздыхая. Все без толку. Целительница была непреклонна. Мол, опасно. Это очень тяжкая ноша, которая не всем по плечу.
— …Ты даже не понимаешь, о чем просишь, — говорила она во время одной такой отповеди. — Пробовала я уже брать учеников. Да не пошло… Был один, такой же быстрый и ранний. В грудь себя бил. Уверял, что все выдержит и вытерпит. Только не смог: не выдержал и не вытерпел… Совсем не выдержал, — скривилась она. — Не справился.
Переубедить ее удалось лишь Миле. Это маленькое чудо с милыми кудряшками на голове, став свидетелем очередного разговора Алексея и Захарьиной, насупилась. На лбу появились морщинки, надулись щеки.
— Не обизяй Алесея! — с вызовов пробурчала кроха, встав между ними. — Он холосий! Он меня от злогого миски спас… и со мной иглает… А ты… Ты нехорошая! Не клиси на Алесея, — Мила, набычившись, сдвинула брови. — Не кличи, — еще раз повторила она с угрозой, сверкая глазенками и сжав кулачки.
И было в ее фигуре столько милой искренности, что Захарьина не выдержала и прыснула. Быстро подтянула к себе дочку и начала покрывать поцелуями ее кудрявую головку. Та, конечно, отбрыкивалась, возмущенно пищала, но вскоре успокоилась и в объятиях только сопела в свой носик.
— Иди, поиграй…, защитница, — наконец, она отпустила дочь и легким шлепком чуть по ниже спины отправила ее дальнюю часть комнаты. — Мы пока поговорим, — улыбаясь, она провожала взглядом девчушку.
Едва Мила, что-то бурча про себя, отошла от них, как Захарьина перестала улыбаться.
— Хорошо, Леша, — вдруг качнула женщина головой, встретившись с парнем взглядом. — Только прошу тебя еще раз, хорошенько подумай, прежде чем соглашаться и идти ко мне в обучение. Ты почти ничего не знаешь о целительстве. Совсем ничего не знаешь.
Говорила она все это странным тоном. В голосе слышалась и угроза, и страх, и даже жалось. Только Алексею было все равно. Разве его было испугать какими-то мифическими угрозами? Какие трудности могли сравниться с тем, что он уже испытал? Его жизнь уже была почти сплошной чередой нападений, драк, магически сражений, смертельных интриг и издевательств, в которые лишь изредка вкраплялись крошечные светлые эпизоды. И чем его можно было напугать?
— Не смогла напугать, вижу, — невесело усмехнулась Захарьина, все прочитав во взгляде подростка. — Тогда собирайся.
Последнее было произнесено так буднично и спокойно, что парень не сразу среагировал. Он, честно говоря, ожидал продолжения разговора, каких-то уговоров, рассказов о страшных трудностях, может угроз. Но ничего этого не последовало.
— Что сидишь? — Захарьина уже была у вешалки, с которой снимала серебристую шубку с глубоким капюшоном. — А ты, Мила, остаёшься дома. Не хмурься! Тебе еще делать сегодняшнее задание. Забыла, что ничего еще не нарисовала?
После снова повернулась к Алексею и изобразила на лице вопрос. Мол, еще не собрался? Сколько можно ждать? Ничего не сказав, женщина вышла за дверь.
Парень тут же сорвался с места к вешалке. Сорвал свой полушубок и рванул за ней.
— Марина Владимировна, постойте! — крикнул он, кривясь, спускаясь с высоких ступенек. Видно, еще не восстановился после недавнего происшествия. — А с чего мы начнем? Сразу с исцеления? Или покажите какие-нибудь штучки сначала? — сразу же забросал он целителя вопросами, когда с ней поравнялся. — А тренироваться на ком будем? Может на вашем рогатом Тимке? Я видел, как он вчера хромал…
Еще немного, и он бы начал подпрыгивать от нетерпения, как молоденький козлик.
— Подожди, подожди. Раздухарился, как, — не поворачиваясь, бросила Захарьина, выходя за высокие ворота двора. — Силы побереги. Нам почти километр шагать. Доковыляешь, … ученик?
Яростно кивнув, парень поковылял за ней. Бормоча и лихо загребая костылями. Обязательно доковыляет. Костылями так будет махать, что бегом за ним поспевать не станут. Если же костыли сломаются, то ползком поползет. Вот как желал он учится.