28 октября. Четверг
Молитва, зарядка, душ.
Я видел вчера счастливого Шнитке, я видел его таким, каким хотел видеть в Вене и не увидел.
— Альфред Галич, мы не стали хуже после Вены?
— Гораздо, гораздо лучше, гораздо лучше… Я счастлив, что я это увидел, спасибо. Я вам очень благодарен, спасибо, спасибо! Мне этого так не хватает здесь…
Жена его тоже была озарена и повторяла за ним, улыбаясь тепло: «Намного лучше, намного, очень хорошо!» Я видел людей искренних и был счастлив, я обнимал их, целовал, я не мог удержать себя от этого телячьего восторга и его проявления. У Шнитке, казалось, на глазах были слезы, и выглядел он мощно, а не немощно.
30 октября. Суббота. 8.30
Молитва, зарядка, душ.
Вчерашний спектакль[340] был лучший из всех трех сыгранных. Жалко, что именно этот спектакль не увидел Любимов. Ну да, Бог даст, мы не слишком разочаруем шефа. Кого он и будет ругать и кому делать замечание — так это меня и мне, и дай-то Бог. Надо сказать, что я соскучился по старику. Надо же, никогда такого не было, просто по-человечески хочется увидеть его бодрым и здоровым, да нет, даже просто увидеть.
13 декабря. Понедельник
Молитва, зарядка.
…Театр. Келья. Вчера здесь были съемки для японского телевидения. Снимали мои слова о Высоцком, но случайно проходящий Любимов после некоторых иронических реплик, проверочных вопросов согласился сесть и сказать. И великолепно сказал о Володе и о том, как проходимцы могут подтасовывать его песни под свои дела. Например, «Охоту на волков» кто-то связал с сюжетом событий 3–4 октября, и получилось: те, кто в Лефортове, — волки, а кто их туда привез — охотники. Обратный смысл.
Я боюсь что-нибудь писать. Странно закончился день. Разговор Любимова с Бугаевым, который приехал от Лужкова… завтра охрана должна быть снята, а я с утра отвезу очередную бумагу в прокуратуру.
Я боюсь писать, потому что заплачу. Я полгода не был в своем театре, не видел сцену, не видел свою гримерную…
16 декабря. Четверг
Молитва, зарядка.
Вчерашняя среда не оказалась моим днем. Мы проиграли процесс, и это уже серьезно. Осталась последняя инстанция.
23 декабря. Четверг
Молитва, зарядка.
С возвратом театра не получается. Губенко по телевизору все врет, вернее — полуправда о приватизации Любимовым театра, о каком-то перемирии в будущем и т. д.
31 декабря. Пятница
Молитва, зарядка.
Любимов:
— Многие спрашивают: «Вы не обижаетесь, Ю.П., на Золотухина за его книгу?»
— Неужели, Ю.П., вы думаете, я бы выпустил книгу, если бы в ней содержались оскорбительные для вас вещи? Обидные слова, безусловно, есть. Взаимоотношения актера и режиссера — невидимые миру слезы. Все же замешано на диком тщеславии и самолюбии…
1994
6 января
«Президенту Российской Федерации Б.Н.Ельцину
В течение полугода Театр на Таганке не имеет возможности играть для москвичей. Театр разорен, закрыт. Мне 76 лет, из коих 71 я живу в Москве. Я глубоко оскорблен, и мой разум отказывается это принять и понять. Пока я не получу возможности работать в созданном мною театре, которому 23 апреля 1994 г. будет 30 лет, ни о каком продолжении работы в моем родном городе не может быть и речи. Прошу мне ответить.
Ю.Любимов».
11 января. Вторник
Мы летим в Париж.
9-го в университете была встреча с Любимовым. Он в форме и хорошем настроении. Его бескомпромиссность вызывает уважение. Один вопрос-предложение чуть было не поставил точку в начале встречи. Человек благожелательный кавказской национальности:
— А что, если взять большой круглый стол, поставить хорошие напитки, хорошую еду, закуску и начать мирные переговоры?
— Вы, значит, не понимаете существа вопроса, и я зря вам что-то говорил и пытался объяснять… С грабителями мне разговаривать не о чем, тем более за одним столом.
Казалось, еще минута, миг — и он так себя разозлит, что хлопнет дверью…
13 января. Четверг. Париж
Неелова:
— Второй акт лучше. Я вся издергалась из-за посоха — он, как заколдованный, не втыкался, французы стали обращать внимание. Ты здорово, хорошо играл, по-моему.
— А ты как здесь, в театре?