Грубый приказ прозвучал настолько безапелляционно, что мне ничего не оставалось делать, кроме как сесть обратно.
– Возьми ложку! – последовала новая команда.
Сердце колотилось в бешенном ритме, практически стуча в ушах.
Вопреки желанию, потянулась за столовым прибором, про себя отмечая, что больше не была маленькой девочкой.
– Ты будешь делать то, что я говорю.
Отец неестественно склонил голову, будто та была слишком тяжелой ношей, и с той же маниакально-радостной улыбкой наблюдал за мной.
Моё тело не слушалось, кости превратились в податливое желе. Я чувствовала себя марионеткой в руках искусного кукловода.
– Ешь!
Вздрогнула, ощутив инородное проникновение древней силы в мою голову.
Испуганно покосилась на ложку с овсяной кашей, крепко зажатой в моей ладони, будто оттуда в любую секунду могла выскочить черная мамба[2].
Не знаю откуда, но я точно знала, что не должна есть эту дрянь.
Моя рука дрожала от перенапряжения, так как я пыталась держать её подальше от моего рта.
Решительно посмотрела на чудовище, завладевшим моим отцом.
Оно ни за что не получит меня. Я буду сражаться до последнего.
Моя воля крепла с каждым произнесенным в слух словом:
– Это. Только. Сон. Я. Сплю.
Резко отбросила проклятую ложку. Она со звоном ударилась о тарелку, расплескав её содержимое по столу.
Шокировано уставилась на отца в тот самый момент, когда из него выскочила гладкая тень и шмыгнула в угол комнаты. Волоски на коже встали дыбом.
Что это было за существо?
Лицо отца стало прежним и больше не доводило меня до истерики. Родители продолжили обедать, будто ничего не произошло.
Настала звенящая тишина. Я всё ещё продолжала сидеть, будто приклеена к месту. Глаза застилали слезы страха и отчаяния.
За окном послышался гул и угрожающее завывание. Стол неожиданно затрясся, так же, как и другая мебель. Посуда жалобно дребезжала в подпрыгивающих шкафах.
Всхлипывая, я жалобно молилась, чтобы весь кошмар поскорее закончился.
Повернула голову в сторону и ахнула. Вместо бежевых стен, дорогой антикварной мебели выросла огромная чёрная неприглядная стена из кишащих теней. Я слышала их скрежетание леденящее душу.
Отчаяние и паника поселились внутри меня и начали разрастаться и душить.
Стена, поглощая всё на своём пути, надвигалась на наш маленький островок света, снимаясь в плотное кольцо.
Мне некуда было бежать, и позвать на помощь я тоже не могла.
Наклонилась к маме, пытаясь вразумить её.
– Мам! Посмотри вокруг. Здесь что-то происходит.
Я взвизгнула, когда из темноты вынырнула та же тень, похожая на силуэт человека, и утащила отца.
– Мам!
Я вскочила со стула и принялась озираться по сторонам, сжимая ложку в ладони в качестве оружия.
За спиной бестелесный голос мамы медленно сказал:
– Всё в порядке, милая.
– Не в порядке! – Из-за переизбытка адреналина я почти кричала. – Разве ты не видишь?! Они… он забрал папу!
Опустив плечи, она продолжала сидеть с опущенной головой.
Со злости стукнула руками по столу.
– ДА ПОСМОТРИ ЖЕ!
Её тело начали сотрясать рыдания и дрожь. От шеи под кожей вены приобретали чёрный оттенок и распространялись ниже, отравляя кровь.
Воспоминание вспыхнуло в голове мощным выбросом боли и ненависти, заставив меня тяжело задышать. Я чувствовала себя паршиво! Она не может сидеть сейчас передо мной. Это точно сон. Ведь я абсолютно уверена, она отравлена ядом Чумы и находится в коме. Потому что это случилось по моей вине.
Мама подняла на меня испуганный взгляд, будто только заметила.
– Здесь что-то не так, – медленно пересохшими губами молвила она. – Ты должна бежать.
Я застыла на месте, слезы печали текли по моим щекам. Я так подвела её.
На шатких ногах она встала, взяла ложку со стола будто хотела встать на мою защиту. Её поза говорила о враждебности, о «только-троньте-мою-дочь-и-вы-покойники» взгляде. Ободряющая улыбка тронула её потрескавшиеся губы.
Я хотела сказать, что ни за что не брошу её и буду сражаться вместе с ней, за неё, до самого конца, пока меня не поглотит тьма.
Пожалела о своих мыслях.
Никогда не думайте о чём-то плохом. Знайте, мысли материальны.
Не успела я что-то сказать, как тьма поглотила её хрупкое тело вместе со стулом и половиной стола.
Крик застыл в моём пересохшем горле:
– Мам!
Я осталась одна. Брошенная. Потерянная. Напуганная.