— Значит, буду тянуть из живой. Так даже предпочтительней! Смотреть на твои страдания…
Мощный удар в дверь заставил мага быстро пересмотреть план действий. Как он мог забыть о жрецах?! На людей, приобщённых к тайным знаниям и прошедших ритуал посвящения, наведённый сон не подействовал.
— Быстро они дверь не смогут выломать, — хищно пообещал он на удивление невозмутимой жертве. — Ты не уйдёшь по этому своему лучу! Я тебя всё равно выпотрошу!
— Что тебе позволяет так думать, имярек? — с улыбкой осведомилась Ксора. — Эти безусловно качественные зеркала?
— Они прочнее, чем ты думаешь, — со злой гордостью заявил старик.
— Ты действительно так считаешь? — отвратительный скрежет железа по стеклу заставил Хуакина усомниться в собственных словах. Он посмотрел, чем же это Наксатра извлекла столь неприятный звук и похолодел. Настоящая, живая лапа огромной кошки с внушительными алмазными когтями составляла серьёзную конкуренцию его кинжалу. А он надеялся, что женщина будет безоружна. Ксора снова провела лапой по стеклу, оставляя на нём заметные следы. — Я бы не надеялась так безоговорочно.
— Драная кошка!
Хуакин презрительно сплюнул в лучших традициях Ламсаонских подворотен, перехватил поудобнее кинжал и приготовился к последней в своей жизни драке. Что ж, он, по-видимому, всё-таки проиграл, но сдаваться на милость гнусным бабам — это себя не уважать.
Маг резко толкнул алтарь в строну Ксоры, стараясь отвлечь её и сбить с ног. Наксатра успела переместиться, попутно царапая лапой все зеркала на своём пути. Звук бьющихся, разлетающихся стёкол слился с этим скрежетом, с грохотом выламываемой двери, с криками людей с той стороны, рождая жуткую какофонию. Хуакин, оглушённый этим шумом, ослеплённый метанием Наксатры по небольшому помещению, совершенно потерял связь с реальностью. Он перестал понимать, где он и почему тут оказался, единственное, что было важно в этот момент — убить врага и выжить самому.
Королевский маг, мэтр Хуакин, высокородный джент, лигрийский вельможа — все эти маски рассыпались в одно мгновение, явив миру истинный облик постаревшего, но не утратившего своей лютой злобы и ненависти Крысёныша. Порождение трущоб, он так и не смог искоренить из своей души грязь и зловоние уголовного притона, где его бранью и побоями воспитывала вечно пьяная мать и её хмельные дружки. Особенно люто он ненавидел мелкого, приторно язвительного вора, чьё имя давно стёрлось из памяти, но с чьей подачи звучное имя Хруст на долгое время поменялось на уничижительное: Крысёныш. Лишь за одно он был благодарен тому каторжнику — за науку уличного рукопашного боя. Это он умел гораздо лучше, чем колдовать.
— Ненавижу баб! — беспрестанно повторяя фразу как заклинание, Хуакин пытался достать Ксору клинком. Не убить, так хоть ранить, хоть оцарапать, нанести хоть самый незначительный порез. Кровь женщины должна быть пролита, и тогда он активирует амулет…
Первую часть плана ему всё-таки удалось осуществить по полной, но на вторую не осталось ни секунды. Алмазные когти ярко блеснули, следом разверзнув перед его глазами черноту вечной ночи.
Жрецы почти выбили неподдающуюся дверь, когда сквозь образовавшиеся щели ударил яркий белый свет, а следом раздался грохот и короткий вопль человека, соединивший в себе жестокую боль и жестокое разочарование. Ворвавшись в злополучную комнату, мужчины увидели лишь труп мага с разорванным горлом, лежащий на куче битых зеркал повышенной прочности.
— С кем же он тут так бился? — удивился Протус. — И где девушка?
— Что там? — Арн сидел на ступеньках храма в ожидании новостей от Мерлоя.
Он попробовал сунуться в подземелье вслед за пронырливым мальчишкой, но жрецы Протуса почти в унисон рявкнули на него, напомнив о недопустимости подвергать драгоценную княжескую жизнь опасности. А сил спорить ещё и с крепкими служителями культа у измученного правителя не осталось.
— Анхи там нет, но мы видели свет. Наверное, она ушла, — юный маг сам очень хотел верить в то, что девушка спаслась. — Хуакин мёртв, — сидевший рядом с Арном Монтри судорожно всхлипнул и забормотал что-то невнятное. — Что это с ним?
— Вот, — Арн бесцеремонно поднял голову бедолаги за подбородок, демонстрируя Мерлою сожжённые, ослепшие глаза блондина. — Спрашиваю его, что там произошло, а он только бормочет как нанятый: 'Ушла, ушла, ушла'.
— Так, наверное, он это про Анху говорит, — воодушевился Мерлой. Ему так не хотелось верить в плохое. — Может быть, она уже во дворце?
— Она умерла, — отчётливо произнёс Монтри, — я убил её… Убил.