Выбрав, самый маленький по размеру, камень, Хуакин взвесил его, определил объём, плотность, измерил со всех сторон и только после этого решился отколоть кусочек. Приложив немало усилий, ему, наконец, удалось получить тонкий плоский образец, размером с ноготь мизинца. Тщательно изучив его с помощью мощной лупы, мэтр задумался, можно ли считать данный минерал разновидностью иллюзионита или это совершенно другой камень? В ступор его поставили мизерные красные вкрапления в теле самородка, тогда как пергамент говорил о чёрных точках. Так ничего не определив для себя, мэтр принялся за изготовление растворов. Ведь если это действительно иллюзионит, то тогда он сможет…
Хуакин с трудом отогнал преждевременные мысли и сосредоточился на исследованиях.
Большой пролог
Ещё утром Ранхусу казалось, что день пройдёт как обычно, в рутинных делах и заботах. Секретариат всегда составлял план работ на месяц вперёд, и он его соблюдал. Практически, всегда. На сегодня были запланированы пара малозначимых переговоров с главами гильдий, встреча с министром природных ресурсов, деловой приватный обед с послом Лангая, затем короткий отдых, подписание различных бумаг, просмотр почты, согласование ответов… Всё как всегда, и расписано почти по минутам.
Собственно, до обеда так и было. На обеде же, посол Лангая, джент Юсташ-Кин, который обычно вёл себя как парализованный истукан, сегодня неожиданно стал проявлять бурные эмоции. Он очень старался душевно улыбаться и даже шутить, пытаясь демонстрировать собеседнику своё небывалое расположение. Подобное поведение лангайца заставило Ранхуса задуматься над причинами столь разительной перемены. Может, джент Юсташ-Кин знает что-то такое, что пока не известно ему самому? И таким образом готовит почву для дальнейших действий.
В голову сразу пришла мысль о Гнёзде. Служба внутренней безопасности докладывала о странных происшествиях, случающихся там в последнее время с завидным постоянством. Но никаких выводов пока сделано не было из-за незначительности всех случаев. Появилось несколько новых скупщиков минералов? Так никто не запрещает горнякам торговать с другими странами. Главное, чтобы налоги в казну государства текли непрерывной струйкой. Замечено непонятное движение возле тоннелей? Возможно, кто-то присматривает место для нового постоялого двора или таверны. Народ в Митре стал проявлять волнение? Надо вице-короля спросить, что вызвало напряжение? Ему ли не знать?
Ранхус мысленно ругал себя за невнимательность и некоторое попустительство к делам Гнёзда. А ведь ещё дед предупреждал его, что нельзя упускать из рук нити управления этой территорией. Уйдут, как пришли. Закроют тоннели, и поминай, как звали. Может, дело к этому и идёт? Роют себе потихоньку новые проходы в сторону Навакра. Теперь-то средства позволяют, когда подводы с рудой и минералами сплошным потоком идут на продажу во все стороны света. В тот же Навакр, только кружным путём.
Но, причём тут Лангай?
Ранхус понял, что загнал себя этими размышлениями в тупик, а к причине воодушевлённого поведения посла так и не приблизился.
— Джент Юсташ-Кин, давайте отбросим дипломатию, и вы мне прямо скажете, какая надобность заставила вас… — Ранхусу очень хотелось сказать: "Кривляться передо мной", но этим бы он нанёс непоправимый ущерб отношениям с Лангаем, так как оскорбить посла, значило оскорбить самого раджу. Пришлось сказать не то, что хотелось: — Заставила вас проявить столь душевное отношение к моей персоне?
По какой причине лангайцы считали себя высшей расой, избранным народом, не знал никто во всём мире, но давно смирились с их высокомерным поведением и не обращали на это внимания. Почти не обращали внимания. Смотрят со снисходительным превосходством? Так они и друг на друга так смотрят, даже на собственного раджу. Эмоций не показывают? Сила традиций и воспитания. Наоборот, когда на лице лангайца улыбка появляется — страшно становится: чего это вдруг? Вот правитель Лигра и решил не ходить кругами да рядами, а выяснить всё без обиняков.