— Кто же зарядил его праной, если жрецы не догадались о подмене?
— О, это абсолютно невероятное существо, Арн! Богиня Бастра лично поучаствовала в этом процессе. Знаешь, я ведь очень опасался за исход. Планировал, изучал возможности, что-то предпринимал, но допускал, что ничего из моей затеи не получится. Отец ведь мог отречься в пользу какого-нибудь дальнего родственника, который разделял его идеи, и никакая Наксатра не помогла бы мне стать королём, воплотить свои замыслы, жениться на Ингизе…
— Ты допускал, что отец может так поступить?
Инис прекрасно понял, о чём спрашивает Арн.
— Не забывай, что наш бич рода бил по всему организму, но по какой-то причине не затрагивал голову. Мой отец в последние годы был полной развалиной с ясной, здравомыслящей головой!
— Да, а мой был здоров как вол, но абсолютно невменяем, — закончил его мысль Арн. — И я не хочу повторить его судьбу!
— Аналогично… — парни задумались каждый о своём. Через несколько минут Инис вдруг начал говорить. Тихо, словно сам себе, пристально глядя в бокал, наполненный волшебной жидкостью, развязывающей языки. — Я понимаю отца, его злость, вечное недовольство, подозрительность. Полностью зависеть от других людей, когда тебе нет и пятидесяти, видеть их жалость, постепенно переходящую в презрение… Понимаю, но простить не могу, — он одним глотком допил вино и продолжил: — Он орал на всех без разбора. Для него не было правых. Виноват, не виноват… получи поток грязных оскорблений и ругательств, и иди исполнять свой долг во славу справедливого самодержца. Но больше всего доставалось моей матери. Она ежедневно проходила через ад обвинений в изменах, разврате, непрекращающейся похоти и желании его смерти. И делалось это обязательно в присутствии свидетелей, которые должны были с готовностью подтверждать все обвинения. В конце концов, сердце её не выдержало. Я тогда впервые увидел, как он плачет от бессильной злобы, от невозможности это изменить, от осознания собственной вины. Это было ужасное, и, в то же время, жалкое зрелище! После похорон мы с ним и разругались вдрызг. Он выгнал меня из дома, обещал лишить наследства, считал предателем и маменькиным сынком… М-да… А ведь он любил маму… Моя королева никогда не услышит от меня ни одного дурного слова в свой адрес.
Арн подумал, что Ингиза дорого бы заплатила за то, чтобы услышать исповедь будущего мужа и его неожиданную клятву.
— Ты её любишь?
Инис поднял глаза на Арна, сморгнул, словно очнулся от забытья и более привычным, насмешливым тоном осведомился:
— Что, опять ревнуешь?
— Нет, скорее хочу разобраться с самим собой. Подумал, может ты… а, забудь!
— Ты боишься своих чувств к Анхе, — догадался Инис, улыбаясь. От недавней меланхолии не осталось и следа. — Ты же у неё первый, Арн! Это невероятная удача! Это… бесценный дар!
— Я понимаю, но у нас, как и у вас, моногамия, и я не хочу оскорблять её недостойными поступками! — Арн тоже допил вино и довольно резко поставил свой бокал на стол. Тот жалобно тренькнул, но не рассыпался на осколки. — Я люблю её, но скрываю это.
— Ты чудак, Арн. Нельзя скрыть от Наксатры свои чувства, — взгляд вице-короля Гнёзда, полный удивления, и какого-то священного ужаса побудил Иниса дать развёрнутое объяснение. — Ты забываешь, что эти женщины, как правило, приходят к властителям, которым в силу профессии приходится за невозмутимой маской скрывать то, что творится в душе. Врать, когда этого требуют обстоятельства, улыбаться, когда хочется убить, показывать радушие противным тебе людям, или казаться непробиваемым и бесчувственным, когда хочется разрыдаться. Они это знают и не обращают на такие вещи внимания. Но зато отлично ощущают, какое у тебя настроение, чего ты действительно хочешь, что любишь, а что нет.
— Перестань, — сдавленно выдохнул Арн, закрыв лицо руками. Если правда то, о чём сейчас рассказал Инис, то как он теперь будет смотреть в глаза Анхе? Ведь его мысли в её присутствии практически всегда имели одну направленность: стиснуть в объятиях, повалить на ближайшую удобную поверхность и далее, по нарастающей. И при этом умудряться изображать безразличного кавалера, которому претят нежности.
— Что, не знал об этой особенности? — Арн отрицательно мотнул головой, не меняя позы. — Не переживай. Я думаю, Анха понимает, почему ты так поступаешь, и не обижается на тебя.
— Она, может и не обижается, но я-то сам как себя чувствовать должен? Мать ещё со своими запретами! На самом деле, невесту что ли поискать?
— Поищи, — почему-то грустно согласился с ним Инис, — может, отвлечёшься… на время.