На следующий день в школьном дворе в селе Руен и на одной из улиц областного центра сушилась застиранная, чтобы не осталось следов крови, одежда казненных. Ну а затем убийцы отправились на толкучку, где стали предлагать свой «товар» по сходной цене. И нашлись покупатели, которые, погнавшись за дешевизной и не спрашивая, чьи это брюки, куртки и рубашки, приобретали приглянувшиеся им вещи и довольные уходили домой…
Героическая Болгария! Все тяжкие испытания ты перенесла с твердостью и верой в победу. Твои гордые дочери и сыновья сохраняли мужество даже под дулами автоматов, предпочитая смерть отступничеству и предательству.
Так какими же воистину людьми были эти коммунисты? Министр просвещения так и не понял этого. Последующие события помешали появлению его «труда», посвященного моральному облику и политическим воззрениям народных борцов.
Ну да, может, и к лучшему!
Легенды и страх
И эта долгая ночь подошла к концу. Светало. С тоской каждый из нас окидывал взглядом опустевшую камеру. Еще вчера вечером здесь были и наши товарищи. Жандармы открыли наконец маленькое оконце, и в камеру ворвался прохладный утренний воздух, немного подбодривший нас. Мы надеялись, что стражники скажут правду о судьбе уведенных товарищей, но те делали вид, что не замечают наших немых вопросов, и хранили молчание. Затем начальник караула Чобанов принялся зачитывать по списку имена большой группы арестованных. Названные один за другим выходили в коридор. Нам было безразлично, повторится ли, но только уже с нами, ночная трагедия, о которой мы догадывались, или же нас просто отведут куда-нибудь. Один из стоявших в коридоре жандармов тихонько шепнул: «Пойдете на работы». Возможно, он хотел нас успокоить, но своим предупреждением лишь подкрепил нашу уверенность, что уведенные вчера товарищи расстреляны. Внешнее равнодушие, с которым мы встретили слова жандарма, заставило его поспешно отойти прочь.
Нас разделили на группы и вновь отправили рыть колодцы. Вода уже доходила до груди, и, хотя мы старательно вонзали лопаты в дно, наверх удавалось поднять лишь горсть песку: вода размывала землю. Никогда мы не работали так упорно. Когда нас по вечерам везли в закрытом грузовике обратно в жандармский застенок, никто не мог головы поднять от усталости. Несколько дней мы старались тяжелым трудом притупить боль утраты. Все же наши усилия узнать что-либо о судьбе товарищей оставались безрезультатными. Жандармы продолжали упорно молчать.
Однажды утром в камеру вошел Чушкин. Он был в приподнятом настроении, его так и распирало самодовольство.
— Собирайте свое барахло, — распорядился он. — Отправим вас в тюрьму, хотя, конечно, стоило бы всех поставить к стенке.
Никто из нас не ответил ему. Все стояли молча и думали об одном и том же.
— А наши уже там? — наконец не выдержал кто-то.
Взгляды всех арестованных устремились на жандарма. Его глаза зло сверкнули, гримаса раздражения скривила лицо. Поняв, какого ответа мы ждем от него, Чушкин отступил к двери и ехидно усмехнулся.
— Смотри-ка, — с издевкой сказал он, обращаясь к стоящим поблизости жандармам. — Я об их благе пекусь, сам лично ходил хлопотал у прокурора, а они меня даже поблагодарить не соизволят.
И на этот раз нам не удалось получить ответ на мучивший всех вопрос. Собрав свои немудреные пожитки, мы стали по одному выходить из камеры в коридор. Захватили с собой и вещи наших исчезнувших товарищей. Совсем недавно, когда всех нас, схваченных в различных районах области, везли в штаб жандармерии, мы с трудом помещались в кузове грузовика. Сейчас же мы довольно свободно разместились в простой крестьянской повозке. Один из жандармов уселся впереди, рядом с возницей. Остальные охранники шли по обе стороны повозки. Сначала нас везли по главной улице, затем у городских часов свернули к тюрьме. Мы жадно смотрели вокруг, на обычную мирную жизнь города. Встретившись с нами взглядами, прохожие невольно отворачивались и ускоряли шаг. Нами владело какое-то странное чувство: неужели можно вот так свободно гулять по улицам и не напрягаться внутренне при встрече с жандармом? За два месяца, проведенных в жандармском застенке, мы совсем забыли, что за его пределами продолжается мирная жизнь. Хотелось крикнуть во весь голос: «Люди, опомнитесь! Как вы можете улыбаться, когда рядом с вами буквально в центре города гибнут патриоты, виновные лишь в том, что они боролись за свободу болгарского народа! Откройте глаза — и вы увидите реки крови, прислушайтесь — и вы услышите стоны истязаемых…»