Через несколько дней после перевода в городскую тюрьму в коридоре нашего крыла поднялся необычный шум, зазвенели ключи, заскрежетали открываемые замки, захлопали массивные двери.
— Живо выходи на свидание, — распорядился появившийся в дверях охранник.
— Всем, что ли? — спросил кто-то из нас.
— Раз не называю фамилий, значит, все отправляйтесь.
Мы с готовностью стали выходить из тесных одиночек, в которых в связи с нехваткой места помещалось по четыре-пять человек. С волнением, с трудом сдерживая радостные улыбки, ожидали мы, когда нас поведут в помещение для свиданий. Неужели и вправду дожили до этого дня, когда наконец увидим своих? Неужели после стольких мук и страданий услышим голоса родных и близких, услышим хоть какие-то новости из оставшегося где-то далеко в прошлом мира? Еще находясь в штабе жандармерии, мы с надеждой думали, что в городской тюрьме будем пользоваться чуть большей свободой. Но и с переводом сюда наше положение почти не изменилось. Как находящиеся под следствием, мы были изолированы от остальных заключенных. На прогулку нас выводили, когда остальных узников уже развели по камерам. Дни вновь проходили в неведении и тревогах. А как хотелось услышать хоть что-нибудь о победах Красной Армии, о продолжающейся борьбе партизан и, самое главное, о судьбе наших исчезнувших товарищей. Может быть, другие заключенные знают, что произошло с ними? Однако время шло, а получить весточку все не удавалось. И вот наконец свидание!
— Что скажем, если спросят о наших? — задал кто-то мучивший всех вопрос.
Улыбки застыли на лицах. Как можно было, пусть даже на миг, забыть, что и нас могут спросить об исчезнувших товарищах? Мы шагали по длинному тюремному коридору под гнетущий аккомпанемент шаркающих о бетонный пол деревянных подошв. Предстоящее свидание уже не радовало никого. Нас ввели в помещение для свиданий и выстроили у внутренней решетки. В трех метрах, за такой же решеткой, стояли наши родные и близкие. В коридоре между двумя решетками неторопливо прохаживался охранник. Многие из стоявших у противоположной решетки людей со страхом всматривались в наши лица, ища и не находя тех, ради кого они пришли сюда. Страх и надежда читались на их лицах. Они все еще терпеливо ждали, что вот-вот появятся и остальные арестованные. Но напрасно они вглядывались в закрытую дверь.
Среди нас не было Митко, Янаки, Димчо, Стояна, Женды… «Где они?» — со страхом вопрошали десятки устремленных на нас глаз.
— Возможно, их отправили в другую тюрьму, — отвечали мы и опускали головы.
— Но ведь вы были вместе? — снова спрашивали нас. — Так где же они?
— Не знаем.
— В народе говорят, что они роют колодцы где-то в районе болот. Брат Георгия Джендова ездил туда, но никого не обнаружил. Наверное, их где-то держат тайно, не знаете ли, где именно?
— Какой-то жандарм утверждал, что они строят дороги в горах. Правда ли?
— Возможно, — отвечали мы.
— А я слышал, что их отправили далеко от наших мест, — раздался еще чей-то тревожный голос. — Где-то возле Видина осушают болота.
— Может быть, — вновь неопределенно отвечали мы и с нетерпением ждали окончания свидания, чтобы скрыться, уйти от вопросов, на которые мы не могли дать никаких утешительных ответов.
Родные и близкие наших исчезнувших товарищей пытались найти хоть какие-нибудь их следы. Они обивали пороги больших и маленьких начальников. Но те, кто знали и должны были сказать им правду, или отмалчивались, или, безжалостно взирая на безысходное горе людей, нагло заявляли: «Живы они, все вернутся, когда придет время».
Вскоре появились и стяжатели, готовые погреть руки на чужих несчастьях. Объявились «адвокаты», выдававшие себя за близких друзей капитана Русева, Косю Владева или других влиятельных представителей власти. За «скромное» вознаграждение они брались разузнать обо всем и, где надо, похлопотать. И люди платили, не скупясь. А затем с надеждою ждали, но всякий раз оказывалось, что сердобольному ходатаю не хватило полученных денег, чтобы как следует умастить своих влиятельных приятелей, и что для успешного завершения дела необходима еще одна кругленькая сумма.