— А не знаете, кто сообщил солдатам? — спросил я.
— Не знаю. Может быть, мой отец, когда отправился искать меня, оказал о Ралю еще кому-нибудь из односельчан или даже солдатам, которые разыскивали Тракето.
Я взглянул на изборожденное морщинами старческое лицо со следами высохших слез и понял, что надо скорее заканчивать этот слишком мучительный для нас обоих разговор. Помог дедушке Тодору спуститься по лестнице и немного проводил его. Дальше старик зашагал один, привычно постукивая тростью по тротуару. Отойдя на несколько десятков шагов, он обернулся и прокричал мне:
— Так ты скажи им, сынок, чтобы не наговаривали детишкам на меня, нехорошо это…
— Наступление началось, господа офицеры, — заявил генерал Младенов на совещании в штабе дивизии в селе Дыскотна 21 июля 1944 года. — И хотя борьба с партизанами существенно отличается от ведения боевых действий против регулярных сил противника, мы можем считать активизацию усилий армии, полиции и жандармерии, направленных на уничтожение нелегальных коммунистических организаций и партизанских формирований, за начало генерального наступления на внутреннего врага. Имеются точные сведения, что в последнем сражении отряд Лыскова, по существу, разбит. Партизаны маленькими группами и поодиночке пытаются вырваться на равнину, чтобы укрыться там в селах и городах. Сейчас я ознакомлю вас с планом дальнейшего хода операции против партизан, одобренным командующим армией генерал-лейтенантом Христовым. Приказываю третьему батальону жандармерии вместе с частями армии и жандармерии из Варны и Шумена занять район от шоссе Бургас — Варна до села Мрежичко и путем организации засад и прочесывания местности уничтожить отдельные партизанские группы и не дать им соединиться с приморским партизанским отрядом.
Затем генерал определил задачи третьего пограничного батальона и двух участвующих в операции против партизан пехотных полков. Им предстояло образовать два охранительных пояса: первый начинался у села Свети-Влас, проходил вблизи сел Кошарица и Горица и заканчивался где-то возле Руена, второй начинался у Каблешково, проходил через села Бата и Емирско и заканчивался у села Пештерско. За охранительными поясами располагался еще целый ряд боевых частей.
— Господа офицеры, через неделю вернемся в казармы, — этой самоуверенной фразой командир дивизии закрыл совещание.
Когда все разошлись, он с усмешкой сказал Мандрову:
— И для вас у меня есть конкретная задача. Необходимо арестовать всех коммунистов и прочих сомнительных лиц в селах, чтобы лишить партизан возможности укрыться там.
— Наконец-то понял, что и я на что-то способен, — пробурчал Мандров.
— А теперь давайте допросим пойманных партизан, — предложил генерал.
В штаб были приведены схваченные вблизи села Добра-Поляна Георгий Христов и Илия Петров. В тот же день по распоряжению генерала Младенова Чушкин доставил из Каблешково в штаб дивизии арестованных по доносу партизан Киро Рачева и Христо Тонозлиева. Допрос был краток. Приказ генерала категоричен — на следующий день партизан следовало расстрелять у села Добра-Поляна.
Утром патриоты были казнены. Среди палачей были все те же «герои»: Цветан Византиев — связной генерала Младенова и Тодор Стоянов — любимец поручика Стефанова из третьего батальона жандармерии. Убийцы и на этот раз были верны себе — после расстрела они поделили между собой одежду казненных. По приказу командования в назидание населению тела убитых были оставлены непогребенными в пятистах — шестистах метрах от села.
На следующий день, 22 июня, генерал Младенов совершил объезд выдвинутых на «боевую линию» частей. Заехал он и в село Просеник, родное село партизан, расстрелянных по его приказу лишь несколько часов назад. «Если сдадутся, то и волос не упадет ни у кого из них с головы, — щедро сулил генерал собравшимся для встречи с ним жителям села. — Ну а вы сохраните в целости ваше имущество». Но тут разглагольствования генерала прервал пожилой крестьянин, поинтересовавшийся, когда будут отпущены партизаны, захваченные в последние дни солдатами и жандармами. Вопрос привел генерала в ярость. «Пленных нет и не будет», — нервно ответил он и зло взглянул на стоявших рядом с ним Мандрова и майора Димитрова, словно спрашивая, каким образом стала известна крестьянам информация, являющаяся военной тайной. Когда рассерженный генерал Младенов покинул собрание, все тот же пожилой крестьянин тяжело вздохнул: