Намыливая лицо, Марианна старалась отделаться от чувства неудовлетворенности. Она слишком много болтает с приятельницами, а от этого не жди ничего хорошего. Открыв рот, она внимательно осмотрела десны, не обнаружила следов пародонтоза и принялась энергично чистить зубы.
Взяв старый номер «Космополитен», она удобно расположилась на унитазе, и тут снова раздался звонок.
— Идите вы к черту! — прорычала она. Ведь ее немногочисленные друзья прекрасно знают, что она поздно встает.
К телефону она, естественно, не успела. Наверняка какой-нибудь тип, интересующийся оплатой счетов. Эта бесцеремонная публика не стесняется тревожить человека в любое время дня и ночи. Едва она успела натянуть тесные джинсы, телефон снова ожил. На этот раз Марианна рванула к аппарату на весьма приличной скорости.
— Доброе утро! — крикнула она в трубку, стараясь придать голосу жизнерадостность.
— Кажется, оно действительно доброе, — отозвался незнакомый мужской голос.
«Черт возьми, кто бы это мог быть?» — лихорадочно соображала она.
— Надеюсь, я вас не разбудил, мисс Ван Камп?
По крайней мере этот человек не будет интересоваться ее платежеспособностью. Кредиторы не столь вежливы.
— Конечно, нет. — Господи, это же он, ее ангел-хранитель, тот самый коллекционер! Боже, сделай так, чтобы он не был женат! — Я уже давно работаю. После того как вы купили мои картины, на меня снизошло вдохновение.
Это была лесть, причем довольно грубая, но Марианна ничего не могла с собой поделать. Что-то в Реджинальде Квинси ее настораживало. Вероятно, все дело в его очевидном богатстве и прекрасном воспитании, а также в ощущении собственной неполноценности и неспособности серых, вроде нее, созданий достичь подобных высот. Кесарю кесарево…
— Мне чрезвычайно приятно это слышать. Я бы с удовольствием посетил вашу мастерскую. Может, вы окажете мне честь и разрешите понаблюдать, как вы творите? Я уже говорил вчера, что моя страсть — это художественное творчество женщин. — Он помолчал. — Кроме ваших восхитительных картин, я приобрел произведения Бонер, несколько знаменитых вещей Кэссэт, О'Кифи и скульптуры Невельсон.
У Марианны захватило дух. Если у него действительно есть вещи такого класса, то Квинси — просто грамотный коллекционер, он очень богатый коллекционер. Теперь она непременно будет упоминать о том, что ее работы имеются в коллекции Реджинальда Квинси.
— Мне бы очень хотелось как-нибудь взглянуть на эти работы.
— Я от всей души надеялся, что вы скажете именно это. Но сейчас я звоню, чтобы пригласить вас на обед. У вас найдется время? Я бы мог заехать за вами, а заодно посмотрел бы вашу мастерскую. — В его голосе слышалась неподдельная заинтересованность.
Марианна обвела глазами комнату, пытаясь оценить достоинства и недостатки своей гостиной с точки зрения незнакомца. Диван и кресла вполне сносны. Кофейный столик она отделала сама, инкрустировав его кусочками стекла и песчаника. На стенах, выкрашенных ею несколько месяцев назад, висели ее картины, а в углу стояла скульптура — подарок Арчер. Слава Богу, на окнах уже нет дешевых занавесок. Она убедила хозяйку заменить их вертикальными жалюзи от Сирса.
Все остальное было просто ужасным. Обшарпанный дом «украшали» трещины и заплаты, а его архитектура вообще не выдерживала никакой критики. Парней типа Реджинальда Квинси, привыкших к загородным виллам, таким домом не удивишь, и тем более соседством. Полуразрушенные строения, чадящие и тарахтящие машины — символы нищеты и полной безнадежности. Он попадет сюда только через ее труп.
— Я с большим удовольствием пообедаю с вами, — сказала Марианна, — но у меня назначено деловое свидание в Скоттсдейле. Может, нам лучше встретиться в пять у галереи Лиз Кент?
— Конечно, конечно. Сделаем, как вам удобно. Думаю, мастерская подождет, не правда ли? A bientot, chérie[4].
Его последние слова заставили Марианну напрячь память. Если он имеет обыкновение употреблять французские словечки, то ей придется освежить свои знания, полученные в средней школе. Первый пришедший на ум элемент словарного запаса, заставил ее улыбнуться. Merde[5]. Да, не густо, но начало положено.
Насвистывая «Париж — любовь моя», она пошла в кухню.
На столе лежала нераспечатанная почта. Не был вскрыт даже конверт с печатью музея Гуггенгейма, хотя в другое время письмо прочли бы уже несколько раз. Такой корреспонденцией не бросаются. Но сегодня Лиз так злилась на себя, что не могла заниматься делами. Как только ей пришло в голову вмешивать в свои проблемы Рика и пригласить его к себе в постель?