Речь идет о ее чести. За десять лет работы галереи Лиз завоевала безупречную репутацию дальновидного и удачливого дилера, и вот сегодня все грозило рухнуть.
«Думай», — приказала она себе, выбирая в шкафу платье. Алан не должен расплачиваться за преступления Рика. Если ей удастся, то он никогда не узнает о том, что произошло.
Вернувшись через пятнадцать минут к гостям, Лиз твердо и решительно заявила притихшим клиентам:
— Я так же возмущена происшедшим, как и вы. Хотя мне было неизвестно о планах мистера Мейсона, я беру на себя ответственность за их последствия.
Собравшиеся, казалось, были удовлетворены таким поворотом дела, но тут заговорил Говард Лундгрен:
— Мне не нужны ваши деньги. Мне нужны мои картины. Жена уже присмотрела для них место, а я уже сказал о них друзьям. Если у меня их не будет, я стану всеобщим посмешищем.
— Те из вас, кто заплатил за картины из моей частной коллекции, могут забрать их. — Голос Лиз утонул в хоре возмущения.
— Где Долгая Охота? Он знает, что произошло? Или он в доле с Мейсоном?
— Никогда не доверял индейцам, — поддакнул кто-то. — Он странно вел себя на открытии выставки, а потом исчез из города. Он прячется? Почему его здесь нет?
Лиз возвысила голос:
— Уверена, если бы знал о случившемся, он бы немедленно приехал.
— Ваши слова нас не убеждают. Если хотите знать мое мнение, то я считаю, что Мейсон и Долгая Охота, поделив денежки, сбежали из города.
— Надо вызвать полицию! — предложила Вильма Алмквист.
Пора было разыгрывать козырную карту. Лиз властно посмотрела на обманутых людей. Наступила тишина.
— Как только Лундгрен объяснил мне цель своего приезда, я сразу хотела звонить в полицию. Но, — Лиз сделала многозначительную паузу, — это означало бы предъявление обвинения Мейсону, его розыск, арест и предание суду.
— Конечно, — зашумели собравшиеся.
Но она не обратила на шум ни малейшего внимания.
— Арест Рика, если, конечно, полицейские его найдут, удовлетворил бы всех нас, однако ничего хорошего мы не добьемся. Вам очень нелегко далось нынешнее положение в обществе. И если вы сейчас публично признаете, что стали жертвами мошенника, то будете вовлечены в грандиозный скандал. Или, что еще хуже, превратитесь в объект насмешек. Мне бы этого не хотелось. Полагаю, и вам тоже.
Раздался одобрительный ропот, но Лиз сделала вид, что ничего не заметила.
— Бульварные газетки не преминут воспользоваться этим скандалом. Однако если вы настаиваете на звонке в полицию, ради Бога. Вы же понимаете, что тогда мне удастся сохранить мои деньги.
Стиснув зубы, Лиз направилась к телефону. Если ее никто не остановит, она выполнит свою угрозу. И тут к ней бросился Лундгрен.
— Какого черта! — прорычал он. — Вы что, хотите всех нас уничтожить?
К нему присоединился Алмквист и с такой силой вырвал у Лиз трубку, что чуть не сломал ей пальцы. Она выиграла.
— Вы абсолютно правы. Не надо доводить происшествие до широкой публики, — сказал Алмквист, как будто идея принадлежала ему. — А Долгая Охота? Вы не убедили меня в его непричастности.
Лиз немного растерялась. Победа начинала ускользать от нее.
— Вам нужны доказательства?
— Я поверю, если мне об этом расскажет сам Мейсон.
— Вас устроит собственноручное письмо Рика? — К ужасу Лиз, Алмквист принял ее блеф за чистую монету.
— Да, меня бы это вполне устроило.
— Тогда я встречусь с Риком Мейсоном и получу его письменное признание, — ответила она с уверенностью, которой вовсе не испытывала.
Через час они наконец договорились. Картины Долгой Охоты из коллекции Лиз переходили к новым владельцам, а за полотна, являющиеся собственностью Алана, она возвращает покупателям деньги. Кроме того, эти клиенты получали возможность отбирать работы, которые художник напишет впоследствии, и покупать их с двадцатипроцентной скидкой за счет галереи.
Когда были оговорены все детали, Лиз раздала покупателям свои картины и достала чековую книжку. Слава Богу, она не успела истратить взятые в долг полмиллиона долларов.
Последний и самый тяжелый удар нанес Алмквист.
— Я заплатил сто пятьдесят тысяч за портрет обнаженной женщины, который висит у вас в спальне, и хочу видеть его… немедленно, — заявил он.
— Я заплачу вам за него триста тысяч, — предложила Лиз.
Алмквист ухмыльнулся.
— Сначала я должен увидеть портрет.