— Да, конечно, вы со своим другом-земляком — молодцы. Крепко работаете...
Шестого октября — полеты. Летали в «зону» звеньями. К обеду красная ракета возвестила об окончании летного дня. И вот тогда подошел ко мне Мирошин и тихонько, но с каким-то испугом, спросил:
— Слышал, Ашхабад провалился?
Я даже не среагировал на это как надо. Подумал лишь: «Действительно, почему-то с Ванькой Мирошиным все беды ходят рядом».
— Как это провалился? Чего ты мелешь?
— Да так и провалился. Говорят, будто под Ашхабадом какое-то подземное озеро. Ну, весь город и пострадал.
Я встревожился. Но не настолько, чтобы поверить этой сногсшибательной новости. Спешу к Хатынцеву. Тот тоже слышал подобное, но успокаивает меня.
— Ладно, пока не волнуйся. Говорят, сначала тряхнуло как следует, потом водой залило. Пока что сплетни...
Зашел в штаб, к замполиту Бабаеву. Тот сдержан и говорит строже обычного:
— В Ашхабаде сильное землетрясение. Есть жертвы. Весь медперсонал нашей дивизии и легкие самолеты мобилизованы на спасение пострадавших.
У меня застревает ком в горле. От страха. От предчувствия страшной беды.
— А как же мне быть? У меня там мама и отец!
— Только без паники, сержант,— строже выговаривает Бабаев.— Примем все возможные меры, чтобы помочь вам. Пока что доступ к месту бедствия разрешен спецслужбам. Не падайте духом!
Чары и Костя перепуганы не меньше моего. Но разговоры ведем пустопорожние. Надо ехать в Хурангиз, а оттуда позвонить в Ашхабад. Спрашивается, зачем? Кто даст звонить, если город разрушен и все телефонные провода оборваны. Костя бежит к Нине, посоветоваться с ней, но тут же возвращается с запиской: «Милый Костик, не волнуйся. В Ашхабаде несчастье. Все мы, медики, сегодня вылетаем туда. Сейчас бегу в санчасть. Оттуда на машине «скорой помощи» — в Хурангиз и самолетом в Ашхабад. Целую крепко. Нина». Я сам прочитал ее записку. «Может, возьмут к себе в самолет медики?» — мелькнула мысль. Не раздумывая больше, сообщаю о своем намерении друзьям и бегу на окраину авиагородка, к дороге, где можно сесть в попутную машину. Останавливаю бензовоз. Шофер — парень из РАО. Он тоже знает о землетрясении и старается помочь мне. Машину ведет на третьей скорости, хотя дорога неважная, можно поломать рессоры. Едем прямо в аэропорт.
В пути видим, как над нами проносятся самолеты. Конечно, они летят в Ашхабад. В аэропорту после беготни и беспрестанных просьб сообщить, где отыскать нашу медбригаду, наконец, узнаю: медики улетели еще два часа назад.
Назад возвратился товарным поездом. Поезд на нашей станции не остановился, пришлось спрыгнуть на ходу, с подножки. Ушиб ногу. Кое-как доковылял до казармы. Устал смертельно. Ночь провел без сна, ища утешение в надежде: «Может быть, отец и мать живы?» На другой день почтальон Фролов приносит телеграмму. Читаю: «Марат, мы оба живы. Отец ранен. Служи, не волнуйся». У меня словно гора с плеч свалилась.
Как хорошо, что живы! Но все равно, ехать надо, им же нужна помощь! Опять иду к Бабаеву, показываю телеграмму.
Отправился я в Ашхабад на третий день после землетрясения. Больше суток проторчал в жестком солдатском вагоне.
К Ашхабаду подъехали рано утром. Здание вокзала полуразрушено. Рухнула центральная часть. Вход завален горой кирпича и железобетонными балками. Лишь несколько белых колонн, за которыми — просторный айван с окнами в два этажа, напоминают о былой красоте этого здания. Приехавшие пассажиры молчаливо, с опаской обходят руины. Душу охватывают страх и жалость. На привокзальной площади — палатки. Дальше на улице Октябрьской палатки тоже. И всюду руины. Одни здания превратились в бесформенную груду, другие свалились на бок, крыши свисают до земли, словно нахлобученные на лоб фуражки.
Час ранний, но город давно не спит. Все в движении. Тарахтят моторы автомашин, бесшумно по глубокой пыли движутся брички, повсюду стук: люди сколачивают себе жилье — из досок, кусков фанеры. Всюду дымят костры. Холодновато. Дует резкий ветер, небо обложено свинцовыми тучами. Дождя пока нет, но чувствуется — вот-вот пойдет. Сквозь дым и утреннюю мглу едва просвечиваются купол бехаистской мечети и башня текстильной фабрики. По этим ориентирам я и отыскиваю местонахождение своего прежнего жилища. Иначе бы заблудился, потому что города как такового не существует: нет ни кварталов, ни улиц. Есть гигантское месиво. Я спешу домой, на улицу Чехова, и меня неприятно поташнивает от тоскливого волнения и приторно-сладкого запаха смерти. Тысячи погибших уже откопаны и отвезены на кладбище, но раскопки все еще продолжаются. Работают военные саперы. Работают медики, съехавшиеся со всех концов страны. Похоронные команды в черных халатах. С непривычки жутко смотреть, как они вытаскивают из-под обломков распухшие, обезображенные трупы.