Сигурд шел к столу патрикия, не замечая, что сзади на его поясе висит Василий, чьи ноги скользили по изысканной мозаике пола. Тщедушное тельце евнуха не могло помешать огромному воину, как и его истошные вопли:
— Нельзя! Нельзя сюда! Говорю же тебе, нельзя!
— Я передать письмо! — Сигурд остановился перед патрикием, глядя на того прямым и наивным взглядом небесно-голубых глаз. — Эта крыса не пускать. Ты не думать ничего плохого, сиятельный! Я его не бить даже! Хотя хотеть очень…
— Что за письмо? — патрикий словно с того света вернулся, и вновь понемногу обретал уверенность, что пошатнулась было только что.
— Стефан! — дан сказал это так, словно других пояснений не требовалось. — Друг!
— Вот как? — несказанно удивился патрикий и махнул слегка трясущейся рукой, отпуская секретаря. — Василий, ты можешь идти!
— Василий?!! — Сигурд посмотрел на резко побледневшего евнуха с нескрываемым восторгом. — Никуда не уходить, за дверью ждать. — И дан пояснил свои слова, невинно глядя на протоасикрита. — Дрянь человек, грязь душа. Должен мне.
Евнух мелко-мелко закивал головой в знак того, что он все понял и юркнул за дверь. Он был бледен, как полотно.
— Письмо от Стефана? — задал вопрос патрикий. — Как оно попало к тебе?
— Я в таверне сидеть, вино пить, — пояснил Сигурд. — Я всегда после службы вино пить. Какой-то босяк мне письмо дать. Сказать, Стефан прислать тебе. Важно очень. Стефан друг. Отказать нельзя. Стыд.
— Что за босяк? — напрягся Александр. — Ты его раньше видел?
— Я не знать, — Сигурд равнодушно пожал могучими плечами. — Не видеть никогда его. Борода черная, лицо грязь, ноги грязь. Охлос, чернь… Много такой.
— Понятно, — протянул патрикий. — Спасибо тебе, отважный воин. Я предупрежу секретаря. В следующий раз можешь оставить письмо у него.
— Не-е-ет, — Сигурд оскалил в улыбке желтоватые и крупные, словно у лошади зубы. — Босяк сказать в руки прямо. Нельзя секретарь. Так Стефан просить. Стефан друг.
— Я тебя понял, — кивнул патрикий, едва скрывая бешенство за дружелюбной улыбкой. Люди князя играют с ним, раз за разом показывая, как хрупка оболочка его личного мира. Намеки были вполне прозрачны, и патрикий оценил их по достоинству. Он обязательно насладится изощренной игрой ума своего противника, но это будет потом, когда окончательно уйдет липкий, тянущий душу страх.
— Я очень признателен тебе, воин, — сказал Александр и сунул в огромную лапу дана тощий кошель с мелким серебром. На выпивку ему хватит.
— Деньги хорошо! Благодарность! Я еще принести письмо, если мне передать, — Сигурд с довольным видом сунул кошель за пояс и удалился.
Патрикий едва мог унять бешенство. Приказать, чтобы наглому наемнику всыпали плетей? Невозможно, гвардия взбунтуется. Ведь Сигурд — живая легенда, его от Константинополя до Ктесифона все знают. Да и императрица только ему и Хакону доверяет охрану юных цезарей. Она уничтожит любого, кто посмеет тронуть этого недалекого громилу. Государь стареет, а Мартина, отравленная ядом вечного страха, посчитает, что патрикий специально устраняет верных ей людей. Она подумает, что он готовит покушение на жизнь ее детей. Мартина давно подозревает, что патрикий спелся с молодым василевсом Константином, ее ненавистным пасынком. Нет, Сигурда трогать нельзя! Дьявол с этим придурковатым даном! Патрикий молча проглотит это оскорбление.
Александр нетерпеливо сломал печать и впился глазами в письмо, написанное в сотнях миль отсюда. Уже через пару минут он уронил свиток на пол. Пророк мусульман умер! А это значит, что совсем скоро начнет сбываться предсказание проклятого колдуна из северных лесов. Орды варваров снова хлынут на измученные земли Империи.
— Великий боже! — простонал патрикий, обхватил руками голову. — Но почему именно сейчас? Мы не готовы к большой войне! Страна едва начала приходить в себя! Казна пуста, землепашцы разорены, торговцы воют, словно голодные волки! Весь Восток лежит в руинах! Мы ведь даже Грецию у полуголых варваров отбить не можем. Половина пахотных земель заброшена, их некому обрабатывать! Помоги нам, всеблагой господи! Кроме, как на тебя, нам надеяться больше не на кого!